Пойма

Мистер Сампшен подъехал к самому краю поля, соскочил с лошади и позвал меня. Тоби гавкнул на него пару раз, но по-дружески. Он знал мистера Сампшена.

Я поспешил через поле к нему, и он начал с того, что ему нужен папа. Хоть папа и пристрастился к выпивке, соседи в общем и целом, по крайней мере в большинстве своём, об этом не знали. Он всё же старался не выносить сор за порог. Было неприятно думать, что мистер Сампшен увидит папу в таком состоянии; до этого папе мастерски удавалось скрывать своё пьянство.

Однако ничего не оставалось, кроме как позвать папу. Я попросил мистера Сампшена подождать и пошёл к амбару. Папа лежал на подстилке, которую сам себе соорудил из старого одеяла и сена, а голову подпирало седло Салли Рыжей Спинки. Он не спал и, когда я вошёл, повернул ко мне голову. Показалось, будто у него в лице что-то мелькнуло — может быть, стыд, может, смущение, а может, и то и другое сразу. Но, скорее всего, папе просто свело живот.

Я подозревал, что он даже не шелохнётся, но когда рассказал, что мистер Сампшен нашёл мёртвое тело, всё обвязанное верёвками, папа мигом встал, опрокинул початую бутылку виски, не потрудившись её поднять. Я тоже не стал утруждаться. Папа вышел и обогнал меня. А я наблюдал, как виски вытекает из бутылки и впитывается в землю.

По сей день я ни разу не притронулся к алкоголю.

У папы был несколько болезненный вид, как у человека, перенёсшего долгий приступ гриппа, однако он опередил меня, бодро зашагал через поле и встретил мистера Сампшена у дальнего края участка.

Сообщив папе о своей находке, мистер Сампшен поскакал назад, а папа поехал за ним на машине. Я захотел поехать с ними, но папа почему-то воспротивился. Отчасти я чувствовал, что больше могу не подчиняться папиным приказам. Я уже давно утратил к нему былое уважение, но решил переждать. Может, мне просто не хотелось куда-то с ним ехать.

Впоследствии я узнал, что папа и мистер Сампшен извлекли тело из кучи при помощи мотыги и граблей и окунули в реку для отмывки. Современный эксперт-криминалист так поступать ни за что не стал бы. Но по тем временам папа и слыхом не слыхивал про судебную экспертизу. Не знаю даже, существовало ли тогда само это слово.

После того как тело выловили из воды, они поразились: в безобразно вздувшейся плоти угадывалось лицо Луизы Канертон — один холодный, безжизненный глаз был открыт, а другой полузажмурен, словно она игриво подмигивала отыскавшим её мужчинам.

При ближайшем рассмотрении было установлено, что тело обильно покрывают порезы, а одна грудь рассечена и зашита обратно рыболовной леской. Между стежков что-то виднелось. Ножом папа разрезал леску и выковырял то, что было внутри. Это оказался клочок бумаги. Такой же, какой нашли у предыдущих. И так же, как прежде, что́ на нём написано, разобрать было уже нельзя. Папа обернул бумажку платком и сунул в карман.

Тело прибыло к нам домой, завёрнутое в брезент. Папа с мистером Сампшеном выгрузили его из машины и потащили в амбар. Мы с Том ждали на улице под большим дубом и, когда они прошли мимо нас со своей ношей, сквозь брезент пахнуло жутким смрадом мертвечины и испражнений.

Некоторое время папа и мистер Сампшен пробыли в амбаре, а когда вышли, отец сжимал в кулаке топорище без лезвия. Спина у него распрямилась, в походке появилась решимость. Глаза хоть и не прояснились, но глядели твёрдо и холодно, как чёрные стеклянные бусины. Папа стремительно подошёл к машине. Было слышно, как мистер Сампшен его отговаривает: «Не надо, Джейкоб. Оно того не стоит».

Мы кинулись к машине, и в это же время мама вышла из дома, зовя папу по имени. Но папа не слушал. Казалось, ничто не может его отвлечь. Об упрямых быках обычно говорят, что они «упёрлись рогом». Вот так и папа — упёрся рогом, набычил шею и словно никого вокруг не замечал.

Спокойно положил топорище на переднее сиденье, а мистер Сампшен стоял и покачивал головой. Мама влезла в машину и напустилась на папу:

— Джейкоб! Я знаю, что ты задумал. Не смей!

Тоби подобострастно подполз к мистеру Сампшену, и тот, зная, что потерпел поражение и не сможет повлиять на папу, нагнулся почесать собаку между ушами.

Он крикнул ещё раз, но так, словно сам уже не верил своему крику:

— Не надо, Джейкоб!

Папа завёл двигатель. Мама позвала:

— Дети! Залезайте в машину! Нельзя оставаться здесь.

Может, она подумала, что наше присутствие утихомирит папу, не знаю. Но мы запрыгнули в машину, и в этот самый миг из дома вышла бабушка. Она оценила положение, немедленно принялась проталкиваться к машине, и папа, едва ли осознавая, что мы едем с ним, с рёвом дал по газам, оставив мистера Сампшена стоять во дворе — растерянного и смирившегося.

Мама бранилась, кричала, умоляла — всю дорогу до дома мистера Нейшена. Папа не произнёс ни слова. Когда он подрулил ко двору Нейшенов, жена мистера Нейшена работала мотыгой в жалком огородике, бо`льшую часть которого смыло вниз по склону недавним дождём.

Сам же мистер Нейшен и двое его сыновей восседали под деревом на колченогих стульях и щёлкали пекановые орехи.