Поймать зайца

«Ты открыла мне дверь и сказала, чтобы я валила к ебеной матери, – ответила я. – Я это прекрасно помню».

Она вытаращила на меня глаза и выпрямилась на стуле.

«Как ты любишь выдумывать, свет такого не видывал…»

«Я ничего не выдумываю», – сказала я спокойно. В тот момент я вспомнила телепередачу, в которой полицейские рассказывали, что прошли курс обучения разговору с психопатами. Ни в коем случае не нервничать и не терять спокойствия – это признак слабости.

«Сара, ты шутишь, правда?»

«Боже мой, Лейла, какое теперь это имеет значение. Это было сто лет назад. И я больше не сержусь».

«Нет, вы только ее послушайте: «больше не сержусь». Сначала все сама выдумывает, а потом еще и хвалится, что не сердится».

«Я действительно не могу сейчас об этом говорить».

Одна из девочек, та, светлая, перестала кружиться. Что-то отвлекло ее внимание, что-то в воздухе. Она стояла на траве и смотрела прямо перед собой без всякого выражения, а ее рыжеволосая подружка продолжала кружиться с закрытыми глазами.

«Послушай меня, – сказала Лейла, решившая придерживаться темы. – Я тебя спросила: «Куда ты сейчас?»

«Лейла, это неважно, правда…»

Что-то в воздухе, та девочка с бледной кожей что-то видит. Как будто смотрит на невидимую бабочку. Следит за ее бессмысленным танцем.

«А ты мне сказала, цитирую, валю к ебеной матери. И тогда я открыла дверь, а ты вышла. Тут и сказке конец».

«Лейла, девочка…»

«Какая еще девочка?»

«Беленькая, в шортах на лямках, – сказала я и показала на газон перед нами. – Что-то случилось».

И тут началось: сначала как-то странно дернулся детский локоть, как будто невидимая учительница резко потянула ее к себе. Светловолосая девочка упала на траву и стала дергаться в конвульсиях. Другая ладонями закрыла лицо и отошла на несколько шагов от подружки – это теперь была не она. Маленькое тело билось в ужасных судорогах, как будто вырываясь из земли под собой, во власти непостижимой неврологической ошибки, напоминая всем присутствующим, что мы не что иное, как жалкое скопление несовершенных частичек. Матери побежали к девочкам, каблуками оставляя шрамы на безукоризненном газоне. Все вскочили из-за столиков и смотрели на маленькое существо, которое продолжало судорожно трястись: официанты застыли на своих траекториях, словно пытаясь вспомнить, говорится ли о таких ситуациях в должностных инструкциях; другие посетители встревоженно переглядывались, ожидая от кого-нибудь разумного комментария: должен же кто-то знать, что следует делать. Но мать справлялась с задачей: маленькая женщина, с худыми руками, в неказистом платье с блестками и смешно начесанными волосами, была единственным экспертом, знающим, что происходит, она была напугана сильнее всех и больше всех готова к конвульсиям дочери.

Через некоторое, довольно продолжительное время приступ кончился, девочка лежала на траве, словно просто отдыхая после долгого дня, проведенного в играх. «Скорая» приехала не сразу, но худшее было уже позади. Мать что-то объясняла двум докторшам, которые утвердительно кивали. Одни за другими, снова пришли в движение официанты и официантки, а публика с соответствующими моменту озабоченными лицами потихоньку вернулась за столики. Вернулись и звуки гармонично спевшихся птиц, которые, казалось, затихли при той ужасной картине. Мы по-прежнему стояли перед нашим столом и смотрели на маленькую группу возле озера. Я вспомнила наш летний отдых на острове и поняла, что Лейла, возможно, была права. Я действительно не готова. Не только к смерти, но и к чему угодно, к любому отступлению от привычного. Такие картины, ужасные сцены, во время которых наша истинная природа показывает себя во всей красе, могли меня только парализовать. В отличие от той матери, ловкой и без капли истеричности, я была совершенно ни на что не годна. Я поняла в молчаливом ужасе, что никогда никого не спасу, никогда не побегу через поляну, чтобы кому-то помочь, не смогу вовремя достать какую-то важную таблетку из сумки, не буду тем человеком в ресторане, кто сумеет применить прием Геймлиха к задыхающемуся несчастному. Буду стоять в тупом параличе и смотреть на смерть, смотреть, как она распространяется вокруг меня.

«Бедный ребенок», – сказала Лейла.

«Да, она действительно могла пострадать, – сказала я, по-прежнему растерянная. – Представь себе, вдруг бы она упала в озеро».

«Да не она», – ответила Лейла. Я посмотрела на нее растерянно. Глаза ее были влажными, что стало для меня полной неожиданностью. Я проследила за ее взглядом и поняла, что она имела в виду другого ребенка, в зеленом платье. Рыжеволосая девочка стояла как вкопанная в нескольких шагах от врачей, матерей и своей измученной подружки и плакала что было сил, закрыв лицо маленькими веснушчатыми руками.