Читаем Поймать зайца полностью

Я мчалась по Словении уже полчаса и вдруг поняла, что Босния давно осталась у нас за спиной. Возможно, потому, что я по-прежнему чувствовала ее присутствие, будто мы проехали через дым древесного угля и гарь. Это что-то, присущее ей, маленькие крошки земли, частички темноты, которые мы носили под кожей. Мы всегда в Боснии. Сейчас мы стали разносить ее по Европе. Наша страна с ее неустоявшимися границами в сущности безгранична. Напрасно мы ссорились, преследовали друг друга и убивали: мы никогда в ней и не были, это она проникла в нас наподобие фантомного зуда. Наша кожа кровоточит из-за бессмысленного расчесывания.

Как-то раз мы с Майклом смотрели фантастический сериал, в котором одного мальчика похищают инопланетные существа и потом затаскивают его в мир темноты и отчаяния. Под конец мальчика все-таки спасают, он возвращается домой, к своей отчаявшейся матери. Между тем в последнем эпизоде мальчик идет в ванную вымыть руки, его внезапно тошнит и начинает рвать в умывальник остатками тех самых тварей, которые его похитили. Ему уже не отмыться. Когда я смотрела на большой экран телевизора Майкла и видела того перепуганного мальчика, я подумала, что это чувство мне хорошо знакомо. Но ничего не сказала. Все равно Майкл бы не понял.


Мы остановились на бензоколонке заправиться и сходить в туалет. Когда я вернулась к машине, увидела мальчишку, цыгана: он мыл нам лобовое стекло. «Не нужно». – Я попыталась его остановить, но безуспешно. Он протирал поверхность быстрыми движениями опытного художника, перебрасывая губку и бутылочку с омывателем из одной руки в другую. Я поняла, что его ничем не остановить, и потому села в машину и стала ждать Лейлу. Вскоре она появилась с большим пакетом чипсов и плиткой шоколада.

«Эксплуатируешь детский труд», – сказала она, усевшись.

«Я ему сказала прекратить, но не подействовало».

Покончив с лобовым стеклом, мальчишка, невзирая на мое негодование, тут же перешел к боковым окнам. Мне стало неловко. Я хотела быть зрелой, образованной, социально ответственной особой, которая не одобряет и не поддерживает на практике капиталистическую тиранию. Но цыганенок казался таким счастливым из-за того, что кто-то наконец позволил ему поработать, что у меня не хватило бессердечности обидеть его своей надменностью, своей белой справедливостью. Под конец я открыла окно и положила на его грубую ладонь несколько евро. Перед тем как уйти, он встал перед машиной и с торжественным выражением лица глубоко нам поклонился.

«Как будто мы король и королева…»

«Я – королева», – тут же добавила Лейла.

«Везет нам», – ответила я и повернула ключ. Мне было стыдно из-за безукоризненной чистоты стекла, через которое я смотрела.


Когда Словения превратилась в Австрию? Не знаю, кажется, наша орбита в том мае расширялась и изгибалась по собственным законам, далеким от картографии. Как будто мы прижали стекло к чужой карте и можем разглядеть и топонимы, и государства, и границы, но для нас обеих сверху существует лишь скользкая и однообразная поверхность. Где-то на краю этого стекла виднелся Армин и его черное пальто, хотя он из него, конечно, вырос. Я надеялась, что Лейла его упомянет сейчас, когда мы уже в Австрии, но она продолжала поедать чипсы и напевать какую-то примитивную мелодию, словно мы едем на школьную экскурсию. Я тогда решила истолковать это как защитный механизм. У меня не было права выговорить его имя первой, я должна была ждать, что это сделает она. Всякий раз, когда мне хотелось произнести его при ней, я снова чувствовала ногами ледяное Адриатическое море и пощечину, горящую на моем лице. Поэтому я говорила о другом: погоде, еде, бывших одноклассниках, чьих историй мы не знали. Она сказала, что теннисную ракетку ей подарил Дино, на что я расхохоталась. Лейла, по крайней мере та, которую я раньше знала, могла быстрее всех решить шахматную задачу или математическую головоломку, но со спортом общего языка не находила. Как-то раз учитель физкультуры выгнал ее из зала, потому что по ее вине пришлось прервать баскетбольный матч – в разгар игры она захотела прочитать, что написано на мяче. Такой особе спортивное снаряжение дарят, или если совершенно ее не знают, или чтобы безжалостно поиздеваться.

«Ты и теннисная ракетка… Бедный Дино», – прокомментировала я.

«А ты и авокадо, похоже, тоже хорошая пара?»

«Ну нет. Но, Лейла, будем реалистами. Теннисная ракетка. Ты ею хоть один раз воспользовалась?»

«Да. Дино был моим тренером. Так мы и познакомились».

«Тренер? По теннису? Ты ходила заниматься теннисом?»

«В общей сложности целый месяц. Потом больше не могла. Вся эта беготня за мячиком, будто я собака… – сказала она, глядя в окно на прозрачную кожу Австрии. – Он, бедняга, по-прежнему верит, что я вернусь».

Я не знала, говорит ли она о теннисе или о своем браке вообще, но Лейла прервала меня прежде, чем я набралась храбрости уточнить.

«Что это там?» – Она показывала пальцем на какую-то воду, которая виднелась среди отглаженной зелени.

«Понятия не имею. Какое-то озеро, наверное…»

«Едем туда!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Loft. Современный роман

Стеклянный отель
Стеклянный отель

Новинка от Эмили Сент-Джон Мандел вошла в список самых ожидаемых книг 2020 года и возглавила рейтинги мировых бестселлеров.«Стеклянный отель» – необыкновенный роман о современном мире, живущем на сумасшедших техногенных скоростях, оплетенном замысловатой паутиной финансовых потоков, биржевых котировок и теневых схем.Симуляцией здесь оказываются не только деньги, но и отношения, достижения и даже желания. Зато вездесущие призраки кажутся реальнее всего остального и выносят на поверхность единственно истинное – груз боли, вины и памяти, которые в конечном итоге определят судьбу героев и их выбор.На берегу острова Ванкувер, повернувшись лицом к океану, стоит фантазм из дерева и стекла – невероятный отель, запрятанный в канадской глуши. От него, словно от клубка, тянутся ниточки, из которых ткется запутанная реальность, в которой все не те, кем кажутся, и все не то, чем кажется. Здесь на панорамном окне сверкающего лобби появляется угрожающая надпись: «Почему бы тебе не поесть битого стекла?» Предназначена ли она Винсент – отстраненной молодой девушке, в прошлом которой тоже есть стекло с надписью, а скоро появятся и тайны посерьезнее? Или может, дело в Поле, брате Винсент, которого тянет вниз невысказанная вина и зависимость от наркотиков? Или же адресат Джонатан Алкайтис, таинственный владелец отеля и руководитель на редкость прибыльного инвестиционного фонда, у которого в руках так много денег и власти?Идеальное чтение для того, чтобы запереться с ним в бункере.WashingtonPostЭто идеально выстроенный и невероятно элегантный роман о том, как прекрасна жизнь, которую мы больше не проживем.Анастасия Завозова

Эмили Сент-Джон Мандел

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Высокая кровь
Высокая кровь

Гражданская война. Двадцатый год. Лавины всадников и лошадей в заснеженных донских степях — и юный чекист-одиночка, «романтик революции», который гонится за перекати-полем человеческих судеб, где невозможно отличить красных от белых, героев от чудовищ, жертв от палачей и даже будто бы живых от мертвых. Новый роман Сергея Самсонова — реанимированный «истерн», написанный на пределе исторической достоверности, масштабный эпос о корнях насилия и зла в русском характере и человеческой природе, о разрушительности власти и спасении в любви, об утопической мечте и крови, которой за нее приходится платить. Сергей Самсонов — лауреат премии «Дебют», «Ясная поляна», финалист премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга»! «Теоретически доказано, что 25-летний человек может написать «Тихий Дон», но когда ты сам встречаешься с подобным феноменом…» — Лев Данилкин.

Сергей Анатольевич Самсонов

Проза о войне
Риф
Риф

В основе нового, по-европейски легкого и в то же время психологически глубокого романа Алексея Поляринова лежит исследование современных сект.Автор не дает однозначной оценки, предлагая самим делать выводы о природе Зла и Добра. История Юрия Гарина, профессора Миссурийского университета, высвечивает в главном герое и абьюзера, и жертву одновременно. А, обрастая подробностями, и вовсе восходит к мифологическим и мистическим измерениям.Честно, местами жестко, но так жизненно, что хочется, чтобы это было правдой.«Кира живет в закрытом северном городе Сулиме, где местные промышляют браконьерством. Ли – в университетском кампусе в США, занимается исследованием на стыке современного искусства и антропологии. Таня – в современной Москве, снимает документальное кино. Незаметно для них самих зло проникает в их жизни и грозит уничтожить. А может быть, оно всегда там было? Но почему, за счёт чего, как это произошло?«Риф» – это роман о вечной войне поколений, авторское исследование религиозных культов, где древние ритуалы смешиваются с современностью, а за остроактуальными сюжетами скрываются мифологические и мистические измерения. Каждый из нас может натолкнуться на РИФ, важнее то, как ты переживешь крушение».Алексей Поляринов вошел в литературу романом «Центр тяжести», который прозвучал в СМИ и был выдвинут на ряд премий («Большая книга», «Национальный бестселлер», «НОС»). Известен как сопереводчик популярного и скандального романа Дэвида Фостера Уоллеса «Бесконечная шутка».«Интеллектуальный роман о памяти и закрытых сообществах, которые корежат и уничтожают людей. Поразительно, как далеко Поляринов зашел, размышляя над этим.» Максим Мамлыга, Esquire

Алексей Валерьевич Поляринов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее