Ужас распятия еще более усугублялся тем, что очень часто его жертвы не удостаивались погребения. Чаще всего распятый человек становился пищей для диких животных и хищных птиц, что довершало его унижение[477].
Образ Иисуса как еврейского киника, согласно Кроссану, достоверен, поскольку органично вписывается в историко-культурный контекст. Палестина находилась под жестким гнетом Римской империи. Разбойники и мятежники пытались спасти себя и своих товарищей, подрывая экономические и социальные нормы, установленные римскими оккупантами. Иисус тоже подрывал эти нормы, но делал это ненасильственно и утверждал, что новый порядок является не просто неким «социальным договором», но Божественным установлением. Согласно вести Иисуса, на место «империи посредников» должно прийти эгалитарное Царство Божье. Его проповедь и образ жизни, несмотря на определенную уникальность, все же весьма органично вписывались в простонародную культуру эллинизированной Галилеи, в которой наверняка были известны идеи философов-киников.
Реконструкция образа исторического Иисуса у Кроссана в целом весьма похожа на коллективную реконструкцию «Семинара по Иисусу». В работах «Семинара…» и Кроссана образ исторического Иисуса весьма отличается от образов современных Ему иудеев. Однако если в коллективных работах «Семинара…» Иисус чаще всего довольно неопределенно называется «странствующим проповедником», то у Кроссана Иисус – средиземноморский еврейский крестьянин, проповедь и жизнь Которого напоминает учение киников. В той же степени, что и от Своих современников, Иисус в реконструкциях «Семинара…» и Кроссана отличается от традиционного образа Христа раннехристианского богословия. И «Семинар…», и Кроссан отрицают наличие апокалиптических элементов в аутентичном учении Иисуса. Согласно «Семинару…» Иисус возвещает имманентное «царственное владычество Бога», Кроссан придерживается такого же взгляда, отстаивая мнение, что центром проповеди Иисуса была «этическая эсхатология».
Хотя в работах Кроссана весьма подробно выстроена и обоснована его методология, многие исследователи критикуют базовые предпосылки его работы. Как и в случае «Семинара по Иисусу», критики указывают на некорректные датировки канонических и апокрифических текстов (подробно об этом см. параграф 3.2 данной главы). В рецензии на центральную монографию Кроссана «Исторический Иисус: жизнь средиземноморского еврейского крестьянина» Бен Мейер назвал предложенные датировки «эксцентричными и неправдоподобными»[478]. Не в меньшей степени критикуют работу Кроссана за то, что для своей реконструкции он вводит не два, как «Семинар…», а целых семь гипотетически реконструируемых источников: «Евангелие» Q, «Евангелие Креста», «Евангелие» Эджертона, «малый апокалипсис», «собрание чудес», «собрание знамений», «собрание речений, вошедшее в Диалог Спасителя». Помимо этого, Кроссан использует как источник «Тайное Евангелие от Марка», которое большинством библеистов признано подделкой.
Помимо этого, исследование Кроссана критиковали и за крайний скептицизм в отношении канонической традиции. Дж. Данн доказывает, что Кроссан не прав в том, что ранние христиане радикально трансформировали рассказ о жизни и учении Иисуса, поскольку в культуре устной передачи знания столь значительные изменения невозможны[479]. Б. Уизерингтон[480], Н. Т. Райт[481], К. Эванс[482] и многие другие авторы считают, что Кроссан ошибочно помещает исторического Иисуса в контекст эллинистической культуры, тем самым лишая проповедь Иисуса апокалиптических элементов, характерных для иудаизма I века. Остальные претензии касались более частных вопросов, в том или ином виде сводящихся к рассмотренным выше возражениям.
Вот характерные черты работы Джона Доминика Кроссана.
1. Кроссан отказывается от применения различных критериев аутентичности, считая, что историческая достоверность тех или иных текстов может быть утверждена лишь в том случае, если эти тексты органично вписываются в общий историко-культурный контекст.
2. Для построения целостного историко-культурного контекста жизни исторического Иисуса Кроссан проводит исследования на трех уровнях: микрокосмическом, мезокосмическом и макрокосмическом. Микрокосмический уровень связан с анализом конкретных новозаветных текстов, мезокосмический – с изучением истории Римской империи, макрокосмический – с общей интерпретацией полученных ранее данных с точки зрения культурной и социальной антропологии.
3. Кроссан доказывает, что одной из социально-антропологических констант общества имперского Рима была оппозиция патрон/клиент. Эта пара, а также связующий элемент – посредник – обнаруживаются во всех областях жизни империи (политика, экономика, религия, культура и т. д.).