Перрин соглашается с Доддом и Иеремиасом, что наступление Царства Божьего отчасти начинается уже в момент проповеди Иисуса. В отличие от «либерального» течения в «Поиске…», Перрин не придает самостоятельный характер этическому учению Иисуса, ставя его в полную зависимость от эсхатологических ожиданий пришествия Царства.
Царство Божье, которое возвещает Иисус, не поддается, по мнению Перрина, строгому определению. Перрин развивает те идеи, которые высказал Додд о притчах Иисуса. В работе «Иисус и язык Царства: символ и метафора в интерпретации Нового Завета» (1976) он разделяет «узкий символ» (steno-symbol) и «напряженный символ» (tensive symbol): если содержание первого можно передать в некой пропозициональной форме, то содержание второго настолько многогранное, что не поддается пропозициональному выражению[265]. В этом смысле, согласно Перрину, «Царство Божье» как напряженный символ сродни мифу[266], чье выражение на дескриптивном языке без существенной потери смысла невозможно. Перрин считал, что аутентичное учение Иисуса о приходе Царства должно было «передать представление о Боге как о Царе, о приближении события такого масштаба, что оно положит конец миру»[267]. Однако Его ученики и последователи неправильно поняли учение Наставника, они интерпретировали «напряженные» символы как «узкие», и так возникла раннехристианская апокалиптика, с ее
В поздний период творчества, начиная с 1969 года, Перрин занимает более «скептическую» позицию по вопросу о возможности выявления аутентичного материала в Евангелиях. В 1969 году в рамках большого проекта издательства Fortress Press, посвященного различным методам исследования новозаветных текстов, Перрин пишет работу «Что такое критика редакций?». Если ранее он считал, что учение исторического Иисуса закрыто лишь слоем христианской традиции, отделить которую возможно благодаря критике форм и критериям аутентичности, то в конце 1960‐х Перрин признает, что помимо этого подлинное учение Иисуса обработано уникальной авторской редакцией евангелиста, отделить которую методами «критики форм» уже невозможно. Возможно применить некоторые наработки «критики редакций», однако к неоспоримым выводам они привести не могут. Перрин пишет:
Использование методов «критики редакций» еще более затрудняет исследование исторического Иисуса. Осознавая, что огромная часть евангельского материала восходит либо к богословским воззрениям евангелиста, либо к редактору текста, либо к пророку или проповеднику в раннехристианской общине, можно согласиться с Лайтфутом: «В Евангелиях мы можем расслышать лишь шепот Иисуса»[268].
Естественно, начиная с 1960‐х годов и вплоть до конца жизни Перрин перестает идентифицировать свои работы с богословской программой Кеземана и бывших учеников Бультмана. В отличие от большинства исследователей третьей четверти XX века, Перрин не считает, что «Поиск исторического Иисуса» должен как-либо соотноситься с богословской или вероучительной проблематикой. В своих работах он обсуждает богословские импликации работ Бультмана и своих современников, рассматривает вопрос богословской нагруженности таких терминов, как «историчный» или «исторический», однако своим оригинальным исследованиям и реконструкциям сознательно отказывается давать какую-либо богословскую, вероучительную или мировоззренческую оценку.
Работы Перрина 1960‐х и 1970‐х годов представляют собой уже новый формат исследований проекта «Поиск исторического Иисуса» – это исключительно академические труды, лишенные богословской проблематики. Кальвин Мерсер, исследователь творчества Перрина, так пишет об этом: