Они стартовали из Москвы около пяти вечера. Пока погрузили оборудование, которого набралось почти половина фургона, пока десять раз пересовещались и подготовили необходимые бумаги, оформив поездку должным образом... И это всё при том, что автомобили «наёмников», как Александр Витальевич про себя презрительно именовал охрану, ожидали их с трёх часов дня. Бехтерев, кстати, так и не понял, кто в группе был главным – вроде бы Шмелёв указывал на Бирюкова, но тот больше отмалчивался, двигался, словно пьяный, да и выглядел чересчур тихим и интеллигентным, не в пример своему коллеге. Олег Романович, кажется – фамилию Бехтерев не запомнил – на фоне незаметного Андрея смотрелся, точно вылитый головорез. Постоянно провоцирующий, ищущий конфликта либо повода его создать, дабы затем победить, самоутвердиться, доказать, что он здесь лучший, главный, а не вы вот все... Бехтерев всю жизнь старался таких людей избегать. Такая манера поведения пугала его, отталкивала, каждый раз заставляя усомниться и в своей правоте, и в своих силах, вытаскивая наружу гаденькое нашёптывание в голове: «Ну и чёрт с ним, зато я умнее, хитрее. Это я лучше, а не он», и тому подобные глупости, свойственные более какому-нибудь подростку, нежели взрослому, состоявшемуся человеку, учёному и вообще без пяти минут пенсионеру.
Наёмники сидели по двое в каждой машине, оставив свободные места для учёных. Бехтерев, закончив с погрузкой вещей в фургон, подошёл к чёрному Мицубиши Паджеро, неотличимому от двух остальных во всём, кроме номеров. На пассажирском спереди сидел как раз Бирюков, а весь его внешний вид говорил о том, что того куда больше интересует возможность поспать в дороге, нежели вести светские беседы о материях вселенной и социальных склонностях человечества, экстраполированных на личностные установки, как писал классик. Иными словами, такое соседство Александра Витальевича куда как устраивало, и он охотно полез на заднее сиденье, дав тем самым команду на выдвижение остальным.
Дорога, долгая и скучная, пролетела, в общем-то, быстро. Лишь несколько раз, во время особенно резких манёвров водителя, он просыпался, когда голова его билась случайно о боковое стекло. Не обращая внимания, он отворачивался и засыпал вновь.
Шмелёв, надо отдать ему должное, нашёл сегодня время и ещё днём созвонился с администрацией монастыря, предупредив о визите научной делегации. Предмет исследований он раскрывать по телефону не стал, хотя какое это имело значение, Бехтерев так и не понял. Вполне можно было бы и сообщить – глядишь, и быстрее справились бы.
Александр Витальевич распахнул дверь, зябко поёжившись и одёрнув свитер, а затем, не в силах сдержать зевоту, потянулся. Рядом мгновенно материализовался один из наёмников, да и Бирюков, дремавший до сей поры на переднем сиденье, так же неохотно вылез в ночную прохладу, как и Бехтерев, зевая на ходу.
В соседних машинах захлопали двери, люди выгружались на свежий воздух, потягиваясь и разминаясь после долгой дороги. Бехтерев взглянул на Андрея, тот ответил совершенно пустым, не выражающим ровным счётом ничего, взглядом.
– Ну пойдёмте, что ли, «коллеги».
Андрей Бирюков. 27 июля, ночь. Старая Ладога
Группа высыпала из машин, незаметно взяв учёных в полукольцо. Двое бойцов остались на стоянке – охранять машины и ненавязчиво наблюдать за воротами на случай, если ещё кого-нибудь принесёт среди ночи. Андрей и Липа присоединились к Бирюкову, неотступно следуя за ним, а Бор вместе с остальным отрядом сопровождал всех прочих светил науки.
Они проследовали через ворота, этой ночью не запертые – не иначе как действительно здесь ждали высоких гостей из столицы. Сбоку показалась заспанная физиономия, чуть ниже которой растворялась в ночной мгле чёрная униформа охранника. Служивый вытянулся чуть ли не по стойке «смирно», неразборчиво пожелал доброго вечера, а после скрылся в постройке справа, чем-то неуловимо напоминавшей гостиницу, пробурчав себе под нос что-то про «доложить».
Не теряя времени, Бехтерев устремился по дорожке из разбитого асфальта вглубь монастыря, туда, где светилась пара окон в здании на противоположной стороне двора. Липа сорвался за ним, Бирюков, всё ещё одолеваемый головокружением, чуть замешкался, но сразу прибавил шагу, поравнявшись с профессором.
Дверь вдалеке распахнулась, на улицу выскочили двое почти одинаковых людей в рясах и бодро засеменили им навстречу. Они пересеклись напротив полуразрушенной церкви, старинная кирпичная кладка которой зияла бездонно чёрными провалами в ночи.
Андрей не вслушивался, лишь отметил для себя, что вон тот мужик с почти что тактической бородой – игумен Сергий. Голова вновь начала немилосердно болеть, рука сама собой потянулась за таблетками в аптечном подсумке на поясе, но вот как назло вся вода осталась в машине. Ладно, ничего, и не такое приходилось терпеть. Бехтерев между тем что-то эмоционально втолковывал игумену, активно жестикулируя в направлении церкви.