ПОЛКОВОДЕЦУ русского царя в чертогах есть палата:Она не золотом, не бархатом богата;Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;Но сверху до низу во всю длину, кругом,Своею кистию свободной и широкойЕе разрисовал художник быстроокой.Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,Ни плясок, ни охот; а все плащи да шпаги,Да лица полные воинственной отваги.Толпою тесною художник поместилСюда начальников народных наших сил,Покрытых славою чудесного похода,И вечной памятью двенадцатого года.Нередко медленно меж ими я брожуИ на знакомые их образы гляжу,И мнится, слышу их воинственные клики.Из них уж многих нет: другие, коих ликиЕще так молоды на ярком полотне,Уже состарились и никнут в тишинеГлавою лавровой. Но в сей толпе суровойОдин меня влечет всех больше. С думой новой Всегда остановлюсь пред ним, и не свожуС него моих очей. Чем долее гляжу,Тем более томим я грустию тяжелой.Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,Высоко лоснится, и мнится, залеглаТам грусть великая. Кругом густая мгла;За ним военный стан. Спокойный и угрюмый,Он, кажется, глядит с презрительною думой.Свою ли точно мысль художник обнажил,Когда он таковым его изобразил,Или невольное то было вдохновенье,Но Доу дал ему такое выраженье.О вождь несчастливый! суров был жребий твой.Все в жертву ты принес земле тебе чужой. Непроницаемый для взгляда черни дикой.В молчанье шел один ты с мыслию великой,И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,Своими криками преследуя тебя,Бессмысленный народ, спасаемый тобою,Ругался над твоей священной сединою.И тот, чей острый ум тебя и постигал,В угоду им тебя лукаво порицал...И долго, укреплен могущим убежденьем,Ты был неколебим пред общим заблужденьем,И на полу-пути был должен наконец...Безмолвно уступить и лавровый венец,И власть, и замысел, обдуманный глубоко,И в полковых рядах сокрыться одиноко.Там устарелый вождь, как ратник молодой,Искал ты умереть средь сечи боевой;Вотще! Соперник твой стяжал успех сокрытыйВ главе твоей; а ты, оставленный, забытый,Виновник торжества, почил — и в смертный часС презреньем, может быть, воспоминал о нас.О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха! Жрецы минутного, поклонники успеха!Как часто мимо вас проходит человек,Над кем ругается слепой и буйный век,Но чей высокий лик в грядущем поколеньиПоэта приведет в восторг и в умиленье![85]