Поиски утраченного завтра

За сто двадцать лет похорон насмотришься куда больше, чем хотелось бы. Вначале уходят дедушки и бабушки. Умом ты ожидаешь их ухода с раннего детства, но по-настоящему в него не веришь. Обнимаешь и обещаешь бабушке, что она будет жить вечно, она лишь тихо смеется в ответ и соглашается. А ты потом стоишь, смотришь на неподвижное пожелтевшее лицо в бессмысленной глухой обиде – ну почему, почему?

Потом наступает череда смертей нелепых, которые пытаешься выбросить из памяти. Друг неудачно ныряет и ломает себе шею, девчонку из параллельного класса сбивает автомобиль, отец приятеля – веселый здоровяк, игравший с вами в футбол, вдруг не просыпается поутру…

Идет жизнь и волочится вслед за ней смерть, неспешно подбирая уставших. Настает день, когда ты провожаешь собственных родителей. И чувствуешь, как упал и разбился последний щит, отделявший тебя от смерти.

Все, следующим будешь ты.

Быть может, ты еще не раз посетишь кладбище, поднимешь с друзьями рюмку не чокаясь, вздрогнешь, услышав в новостях знакомое с детства имя. Но все равно ты знаешь – теперь ты следующий. Ты чувствуешь холодный ветер вечности, дующий с той стороны. Теперь ты – щит для тех, кто идет за тобой. Ты – плотина между бытием и небытием.

И ты знаешь, что неизбежно рухнешь.

…Похороны у хро почти такие же, как у людей. Тоже гробы, тоже крематории (для богатых – кладбища), тоже цветы (траурный цвет – белый), тоже родственники и прощальные слова. Даже поминки существуют, на которых едят какие-то ритуальные блюда.

На поминки нас не звали, а вот на похороны мы пришли. Все Обращенные, кто был сейчас на Граа, – шестеро человек. И еще один, находившийся поблизости от планеты, – Алекс. На этот раз, конечно, он не десантировался в броне, а прилетел на боте, стоящем сейчас у входа на кладбище на автопарковке. Очень впечатляющее зрелище – личный бот лидера линкора, стоящий среди легковушек и катафалков, можете мне поверить.

Дзардаг, Шахрам и Тинг присутствовали лишь по видеосвязи – крошечные боты, транслирующие изображение, висели рядом с нашей группой. Катрин и Джунг летели к Граа, но явно не успевали, обещали быть лишь к ночи. Микаэль был где-то очень далеко и без нормальной связи, лишь прислал короткое, но трогательное сообщение вдове. Мишель найти пока не смогли.

Тонсо был богат, и его хоронили в земле. Кладбище находилось недалеко от города, на границе с пустыней, за стеной деревьев просвечивали бело-розовые пески, и я старался не смотреть в ту сторону.

Ненавижу пустыню.

Хро пришло немало – десятка три. Я увидел и нескольких хопперов, и троих рили, и даже мусса, одиноко стоящего в отдалении и не поднимающего глаз. Похоже, ему было очень стыдно за недавние события. Все-таки Слаживание работало…

– Как ты? – негромко спросила меня Вероника. Она пришла в черном, без украшений и держалась очень сдержанно. Стояла рядом с Лейлой и Мичико, им я лишь кивнул. Мы не были с ними близки, хотя однажды и пошалили в компании…

– Твоими молитвами, – ответил я. – Лейла, Мичико, прекрасно выглядите!

– Все молодеем и молодеем, – с иронией ответила Мичико. Она была чуть младше меня, но, как это случается у японцев, выглядела сейчас почти девочкой.

Вероника пожала плечами.

– Ну извини. Что еще нам оставалось делать? Я потом нашла бомбы внутри здания и под ним, в старых туннелях метро.

– Термические? – заинтересовался я.

Вероника кивнула:

– Рухнули бы все в яму и застыли в котловане с расплавом.

– Но я из такого вылез.

– Да уж знаю… – Она посмотрела мне в глаза. – Как?

Я пожал плечами.

– Что этому гаду было от тебя надо? Хопперу?

– Он лишь выполнял приказ, – отмахнулся я. – Забудь. Все уже кончилось.

Вероника с сомнением глянула на гроб. Сейчас говорила вдова Тонсо – красивая властная женщина. Наверное, ей очень неприятно, что муж погиб от рук любовницы.

– Думаю, ты прав, – согласилась Вероника. – С Алексом ты не ошибался… Вот же засранец!

Я ухмыльнулся. Алекс оказался засранцем куда в большей мере, чем она думала. Но я не хотел поднимать эту тему.

– Ему тоже нелегко, – сказал я.

– Всем нам нелегко. Да, учти, миксер я тебе не простила! Это было по-настоящему мерзко!

– А угрозы про духовку? – напомнил я. Похлопал ее по спине и отошел к мужикам. Вероника, при всей ее стервозности, человек свой в доску. Да и поводов дуться у нас обоих хватает.

Алекс общался с Тянем и Берхейном. С Тянем я обменялся дружелюбными кивками, с Берхейном обнялся и трижды расцеловался, как было принято в Эфиопии. Сказал:

– Селям, пацан.

Берхейн из нас был самым юным, сейчас ему исполнилось двадцать шесть или двадцать семь лет. Красивый высокий парень, темнокожий, но с чертами лица скорее европеоидными, чем негритянскими.

– Селям, нудный старик, – ухмыльнулся Берхейн.

Вот стоило один раз попытаться поучить его жизни – будет до конца дней припоминать.

На Алекса я лишь посмотрел укоризненно. Тот в ответ развел руками и подмигнул. Ну да, чего, мол, обижаешься, я ведь закрыл глаза на твое спасение…

– Жалко Тонсо, – сказал я.