Пойти в политику и вернуться

Ельцин, в отличие от Горбачёва, постоянно интересовался работой комиссии. В первый раз мы обсуждали нашу работу еще на старте. Потом, после звонка Бакатина, были и другие встречи. Особый интерес у него вызвали документы, связанные с прослушкой его телефонов. Я ему предоставил все, что обнаружилось на Лубянке. Ельцинской прослушки было много. И было видно, что ее тщательно изучали. Даже ремарки Михаила Сергеевича нашлись в расшифровках. Стало понятно, что расшифровки регулярно посылали ему напрямую. Что, в общем, понятно. Думаю, и Ельцину было бы интересно, если бы ему положили на стол прослушки Горбачёва. Выяснилось, что президента СССР тоже просушивали, как и Александра Яковлева, и Эдуарда Шеварднадзе, и Анатолия Лукьянова, и Александра Руцкого, и Руслана Хасбулатова… Наверное, список был куда более обширным, но мы ограничились изучением первой папки, где хранились расшифровки разговоров высших должностных лиц страны. Это были бумажные стенограммы, пленки с записями расшифровывали в специальном подразделении КГБ, что-то хранили, что-то уничтожали. На Лубянке скопился огромный массив материала, который, конечно, был востребован выборочно. Сводки, в которых затрагивались интересы первого лица, сразу шли первому лицу. Хотя, честно говоря, я не понимаю, что нового можно было почерпнуть в расшифровках Ельцина. По сути, он про Горбачёва говорил то же, что на октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1987 году или на XIX партконференции.

Когда комиссия закончила работу, мы подготовили отчет. Там была небольшая резюмирующая открытая часть и развернутая с грифом «совершенно секретно». Она и сегодня не опубликована – гриф с нее не снят. Мой доклад на сессии Верховного Совета тоже решили сделать закрытым. Это была инициатива Ельцина, и Хасбулатов, уже избранный председателем Верховного Совета РСФСР, ее поддержал.

Почему большая часть подготовленного нами отчета оказалась засекречена? Прежде всего, закрытая часть содержала много документов – шифровок, спецдонесений, и на каждом документе был еще до нас поставлен гриф «совсекретно». По закону мы не имели права снять режим секретности своей волей. Было и другое обстоятельство. К тому моменту, когда отчет был готов, мы уже начали реформу КГБ, и афишировать какие-то вещи было бы неразумно.

* * *

23 октября 1991 года я доложил итоги работы комиссии и Ельцину, и Горбачёву. С Горбачёвым в его кремлевском кабинете тогда впервые пообщался лично.

Приведу открытую часть нашего заключения и мое письмо Ельцину полностью.