Пока дышу - надеюсь

— Чернокнижники, — усмехнулся ему в лицо Юскевич. — Беса из тебя будем изгонять. Красного беса. Ты одержим мировой революцией, а это плохо, это очень плохо. Но не для нас, а для тебя. Беса надо выгнать, как это сделать, мы ещё не знаем, но попытаемся.

— Вы сумасшедшие! — Ленин обрёл уверенность. «Сумасшедшие прохиндеи!» — промелькнула у него мысль. — Я лидер партии большевиков, меня знают лично в Петросовете. Да что там Петросовет, весь Петроград меня знает.

— Весьма похвально, а мы видим в тебе беса и будем его изгонять, — с сумасшедшим смехом заявил ему на это Юскевич. — Здесь, в лесу, мы устроим обряд староверов. Лесные боги нам помогут в этом: и Перун, и Ярило будут нашими свидетелями, а Макошь решит, какой смертью тебе погибнуть.

Ленин побледнел и попытался вскочить и убежать, но его поймали и привели обратно к костру.

— Что же ты, мил человек, убегаешь. Или это бес мирового интернационализма в тебе сбежать пытается? — издеваясь, вопрошал Юскевич-Красковский. — Чует чёрт, что изгонять мы его пришли. А может, ты сам исповедаешься, кто тебе платил и зачем ты в Россию приехал?

— Ничего я вам не скажу! — завопил Ленин и снова попытался сбежать.

— Ясно. Плохие мы экзорцисты. Да, Рваный? — обратился Юскевич к одному из своих людей. Это был широкий и крепкий на вид мужик, чьё тело, скрытое под одеждой, было располосовано несколькими шрамами.

— Кончать его надо, Белый, а то сбежит. Я таких знаю, сморчок сморчком, а выживет, даже если будет голым в тайге.

— Не хочешь ты в историю…

— И на хрена мне твоя история, Белый? Кончать его надо, — снова повторил Рваный и попробовал пальцем остроту лезвия топора.

— Грубый ты и, к тому же, мужлан. Рваный, не доверю я тебе такое дело, вон лучше пусть этим займётся Безбожник. Эй, Безбожник, смогёшь?

— А чё не смочь, — ответил другой мужик в солдатской шинели. — Раз и всё, этот экзорцизм пойдёт и поедет.

Безбожник достал из кармана шинели револьвер и, не стесняясь никого, без всякого предупреждения и перехода от спокойствия к агрессии, резко выстрелил три раза в грудь Ленина, который успел вскочить на ноги и тут же рухнул телом прямо в костёр, подняв вверх сноп искр.

Юскевич отшатнулся.

— Сколько раз тебе говорить, придурок, что так делать нельзя.

— А сам ты придурок, — немедленно отозвался Безбожник, — ты просил, я убил, хочешь и тебя убью? — и Безбожник улыбнулся ему щербатой улыбкой. Но внезапно его голова разошлась на две половинки. Это топор Рваного, прочертив короткую дугу, с размаху опустился на голову Безбожника, расколов её.

Юскевич, медленно протерев от брызг крови и мозгов лицо, сказал.

— Опять твои шуточки, Рваный.

— Какие шуточки, всё серьёзно, — пробурчал в ответ Рваный и стал очищать полой шинели лезвие топора от крови и волос, оставшихся на нём.

— Придётся их вдвоём похоронить, — сказал Юскевич и, перевернув лицом Ульянова, сбросил его с кострища. — Убит, — констатировал он смерть. — Зови фотографа.

Наскоро обученный фотоделу, боевик Юскевича сделал несколько снимков тела в разных ракурсах, после чего ушёл.

— Где захороним? — спросил Юскевич у Рваного.

— В болоте. Есть тут рядом одно, оно хоть и не оттаяло совсем, но тела примет, да и схоронит навсегда. Может, когда и найдут, но уж точно не в этом году.

— А, ну тогда хорошо! — и, распорядившись насчёт этого, Белый пошёл вместе с Рваным. Несколько боевиков, взяв оба трупа за руки и ноги, понесли их следом. Идти было довольно далеко, и процессия была вынуждена периодически останавливаться на отдых, потому как носильщики ругали и материли покойников за их мёртвую неподъёмную тяжесть.

— Эх, и тяжёл этот башковитый, — кивнув на тело Ленина, сказал один из носильщиков.

— И не говори, братан!

Наконец они добрели до болота и спустили в воду оба трупа. Посмотрев на пузырьки воздуха и белые лица, погружавшиеся в чёрную воду, они развернулись и пошли обратно.

— А лысый-то, прям, как живой из-под воды смотрел.

— Да уж, — ответил второй, и весь отряд быстро зашагал обратно в лагерь. Еле успели затихнуть их шаги, как из-под воды показалось лицо Ильича. Судорожно цепляясь пальцами за кусочки льда, намерзшего по краям полыньи в болоте, он пытался выбраться из неё.

Его тело, простреленное в нескольких местах, продолжало сопротивляться и стремилось выжить, несмотря на полученные раны. Силы его оскудевали, а пальцы по-прежнему не могли зацепиться за что-то весомое, обламывая лёд.

После долгой изнурительной борьбы, скованные холодом пальцы напряглись из последних сил, рот сделал мощный вдох, и Ленин смог рухнуть грудью на твёрдую поверхность. Заскользив руками по мерзлой земле, он пополз вперёд, оставляя за собой кровавый след.

* * *

Пара посмертных фотографий Ильича были бережно упакованы в обёрточную бумагу и спрятаны на дне обычного дощатого чемоданчика. Их привезли в Петроград и передали через посредников Керенскому. На фото была чернилами указана дата — 22 апреля 1917 года.

— Весьма символично, — проговорил вслух Керенский и, выдвинув ящик стола, достал копию досье Ленина, открыл папку и аккуратно вложил в документы две полученные фотографии.