Пока дышу - надеюсь

Тем временем, сначала финские газеты, а потом и Петроградские, стали печатать материалы о предполагаемой гибели Ленина, рассматривая вариант как обычного бегства, так и необъяснимого исчезновения. Выдвигались разные версии, одна из которых зажила своей жизнью, рассказывая о внутрипартийных разборках. Её усиливал и тот факт, что в Гельсингфорсе был пойман и арестован соратник Ленина Зиновьев, который подтверждал исчезновение Ленина, но отрицал всякую свою к этому причастность.

Но событий в политической жизни страны было столько, что это происшествие уже носило скорее рядовой характер, чем экстраординарный. Гоц, Нахамкис, Чхеидзе, Церетели, Чернов, и теперь ещё и Ленин; список потерь революционных лидеров продолжали второстепенные лица, имена которых были не так известны, как например, имя Каменева или Сталина, но они там тоже присутствовали.

Керенский же достал и положил перед собой лист бумаги, на котором были написаны фамилии революционеров, оставшихся в живых, признанных наиболее опасными. Как то: Давид Рязанов, Александра Коллонтай, Мечислав Козловский, Анатолий Луначарский, Христиан Раковский, певец революции Максим Горький и, конечно же, сам товарищ Троцкий.

Всех их нужно было вывести из строя. А были ещё и меньшевики, и анархисты, уже и так изрядно поредевшие. Было много региональных лидеров, посланных в массы, но без грамотного управления нет и результата. А потому, о них можно было пока не думать.

Вздохнув, Керенский стал читать текст своей речи, который подготовил вместе с Меньшиковым для митинга. Вопросов накопилось очень много, и Керенский не успевал реагировать на каждый.

Его разрывали буквально на части. Завтра ожидалось очень серьёзное совещание, на котором должно было быть принято принципиальное решение о правительстве. Главным локомотивом правительственного кризиса должен был стать Скобелев и остатки Петросовета, изрядно поредевшего.

А нужно было ещё с честью похоронить Чхеидзе и Церетели, а также тех, кто погиб в Петропавловской крепости, и разобраться с китайцами, которых основательно покрошили там же. Многое нужно было сделать. Опять же, необходимо объявить на митинге о своей партии. Выступить на другом митинге, намеченном на первое мая, и все это предстояло буквально завтра-послезавтра.

А ещё в скором времени ожидалось прибытие Троцкого, и не одного, а с целой командой, и по нему тоже нужно было что-то решать. Наверняка, его поддерживали австрийцы и американцы, и вот что с ним прикажете делать? То ли уничтожить на подходе, то ли предложить сотрудничать, предварительно арестовав. Одни вопросы.

Поморщившись и вздохнув, Керенский заказал себе свежего кофе и сел работать с бумагами. Периодически у него в кабинете звонил телефон и заходили посыльные и подчинённые. Работа кипела и не оставляла времени ни на отдых, ни на более спокойное обдумывание всех полученных вариантов развития событий. Но Керенский ясно видел перед собою цель и продолжал к ней идти, несмотря ни на что. Dum spíro, spéro… (Пока дышу — надеюсь).

Глава 18 Отставки.

«Но ведь, что же такое наша революция, если не бешеное восстание против стихийного, бессмысленного, биологического автоматизма жизни, т. е. против мужицкого корня старой русской истории, против бесцельности её (нетелеологичности), против её «святой» идиотической каратаевщины — во имя сознательного, целесообразного, волевого и динамического начала жизни?» Л. Троцкий.

На следующее утро Керенскому лично позвонил князь Львов.

— Александр Фёдорович, прошу вас срочно приехать в правительство.

Керенский всё понял и по озабоченному тону князя Львова, и по общему состоянию дел, поэтому переспрашивать о причинах не стал.

— Да, я скоро буду.

Быстро собравшись, Керенский выехал в Мариинский дворец в сопровождении усиленной охраны. Порядок следования он установил сам. Два грузовика с охраной впереди и сзади, а между ними он на броневике. Генерал-майора Секретёва он взял пока к себе в штат и назначил начальником броневого подвижного отряда транспортной милиции.

На совещание собрались все министры, у всех были напряжённые и озабоченные лица, а у многих и растерянные. Но Керенский не обращал на это никакого внимания. Он уже привык, что министры были постоянно напряжены и озабочены, и очень часто растеряны.

Заняв своё место за столом совещаний, Керенский перекинулся парой слов с Коноваловым и Терещенко, а также с некоторыми другими министрами. Все у него спрашивали: «Что делать?».