Пока дышу - надеюсь

Керенский ехал на митинг, преисполненный решимостью. Всё эти дни он занимался подготовкой к занятию власти, собираясь стать военным министром, с сохранением поста министра МВД. Его кандидаты были утверждены. Кабинет министров больше не изменился, кроме товарища Терещенко, который был вынужден уйти в тень. Министерского поста ему не нашлось.

Товарищ Скобелев развил бурную деятельность, надеясь на митинге завоевать себе власть председателя Петросовета. Керенский ему не мешал, пусть побегает, дурачок.

С утра у Керенского было нехорошее предчувствие. Всё же, врагов он себе нажил немало и неизвестно, кто в него ещё выстрелит. Самые веские причины для этого были у Савинкова. И его Керенский опасался больше всего. Митинг обещал быть многолюдным и для террористов мог оказаться весьма удобен.

В конце концов, если вместе с ним умрёт ещё пара десятков человек, то это делу явно не повредит. С таким ходом мыслей Савинкова и ему подобных Керенский был знаком. Поэтому он резко усилил меры безопасности и предупредил Шкуро, которого назначил ответственным за свою охрану.

— Андрей Григорьевич, предупреждаю вас, что на меня возможны нападения. В случае малейшей опасности разрешаю вам стрелять сразу на поражение. Революция вам простит это. Возможно всё! Савинков живой и на свободе, а вместе с ним и его террористы. Террористы могут быть и женского пола, поэтому, прошу вас, внимательнее.

— Всё сделаем, командир! — ответствовал Шкуро и, свистнув своих казаков, удалился. Охранный кортеж Керенского выдвинулся на митинг. Впереди ехал грузовик, полный вооружённых солдат, следом закрытый автомобиль марки «Руссо-Балт».

В нём сидел унтер-офицер, с заряженным ручным пулемётом, на необходимости которого настоял Керенский. За окном мелькали стены домов и облезлые от грязи улицы. Последними ехали казаки взвода Шкуро, с обнажёнными саблями.

Пятёрка эсеровских боевиков с досадой смотрела на проезжающий мимо них кортеж. Никакой возможности напасть и уцелеть, при этом, не было, да и нападение могло закончиться неудачей, и Керенского после этого было бы уже не достать.

Проводив глазами «Руссо-Балт» Керенского, вся пятёрка отправилась на митинг, куда ехал, собственно, и Керенский.

Митинг начинался на Невском проспекте. Керенский стоял во главе колонны рабочих, солдат и мещан, состоявших в его партии, куда перебежало много людей и из других партий.

Керенский грамотно закрывал себя со всех сторон людьми, давая им возможность почувствовать единение со своим вождём. Он готов был в любой момент броситься на землю и открыть огонь. Но по бокам колонны шли его люди, отличаясь высоким ростом, и высматривали угрозу.

Керенский прошёл буквально пару сотен метров и сразу же удалился на край улицы. И уже оттуда вещал и призывал, стоя на броневике, который подогнал специально для него Секретёв.

Клавдия постоянно пыталась добраться до Керенского, но всё никак не могла это сделать. Народу было слишком много, и её хрупкое нежное тело постоянно отталкивали более сильные и хабалистые граждане. Керенский же уже не раз и не два заводил толпу своими лозунгами, постоянно останавливая колонны и проводя короткие митинги. Наконец, когда она совсем отчаялась к нему пролезть, Керенский проехал вперёд.

К Мухич пробился Савинков и, взяв цепкими пальцами её под локоток, приблизил губы к нежному маленькому ушку и проговорил.

— Не торопись, малышка. Он поехал на Дворцовую площадь. Там будет большой митинг, мы поможем тебе добраться, там и кинешь свою бомбу. Поняла? Ну, молодец…

Похлопав другой рукой по плечу, Савинков отлип от неё и устремился вперёд. Вслед за ним последовали в толпе и пятеро боевиков. В это время Керенский, прибыв на броневике на Дворцовую площадь, вынужден был вылезти из него.

Внутри было некомфортно, но за железными стенками, хоть и тонкими, всё же было надёжнее и безопаснее, чем снаружи. Выйдя из броневика, Керенский ощутил мелкие капли мороси, которые надул с Невы ветер.

Поднявшись к памятнику, у подножия которого был устроен помост с трибуной, он занял за ним место. Начались зажигательные речи. Сначала выступил князь Львов, но его речь была невнятна, и он вскоре замолчал, а потом и вовсе ушёл с трибуны. За эсеров и большевиков говорить было некому. Савинков прятался в толпе, а все остальные были либо уничтожены, либо скрывались по своим норам.

Выступил кадет Винавер, за ним меньшевик Гальперн, холодно взглянувший на Керенского, за ним Соколов, адвокат и меньшевик, один из составителей приказа № 1. А за ними уже и Скобелев.

Выкрикивая в толпу слова восторга и печали, он пытался зажечь и перевести на себя внимание толпы. В принципе, ему это удалось, если бы рядом не стоял Керенский, нависая немым укором. Закончив говорить, Скобелев отошёл в сторону, уступив место Керенскому.

— Товарищи! — начал Керенский, — я удостоился великой чести говорить перед вами на столь знаменательном митинге, организованном в честь рабочего праздника. Не буду повторять те же слова, что сказали другие выступающие. Могу сказать только одно. С вами вместе мы победим!

Толпа взревела одобрительно.