Пока дышу - надеюсь

Казаки послушно вернули китайца на место. Тот, словно ни в чём не бывало, расправил плечи, поправил одежду, головной убор и спокойно взглянул на Керенского. Лицо Жен Фу Чена по-прежнему ничего не выражало, только лишь краснота, прилившая к его бледному, а не жёлтому лицу, выдавала эмоции, которые он только что пережил.

У самого Керенского была более жёлтая и словно пергаментная кожа от болезни почек, напряжённой работы и хронического недосыпания. Посмотрев своими тёмно-коричневыми глазами в чёрные глаза китайца, Керенский прочёл в них мрачную решимость не уступить и грамма серебра. Поразительное упорство в вопросах оплаты.

— Ладно, будет вам серебро в тех суммах, что вы обозначили. Но за него я и спрошу в полной мере. За каждый грамм серебра, и в полной мере… Но меня интересуют гарантии. Насколько я могу быть уверен в вашей преданности и неподкупности?

Китаец, не раздумывая, ответил сразу.

— Жен клянётся за себя и всех своих людей. Мы готовы принести клятву в любой форме и в любом месте. И её принесут все новые люди и отряды. Вы власть. Пока вы будете платить нам серебро, мы будем верны, отдавая свои жизни за вас. За вас лично, господин министр. Не будет серебра — наш договор будет расторгнут, и не позднее, чем через неделю после прекращения денежных выплат.

— Хорошо, — принял окончательное решение Керенский. — Тогда едете со мной в Смольный, там заключим по всей форме договор между мной и вами. Дальше вы получите деньги и переместите свои отряды в крепость. Согласны?

— Да, — уважительно склонив голову и прижав руки к груди, ответил китаец.

— Ну, тогда поехали! — Керенский дал знак своим сопровождающим, и они все вместе отправились на машине в Смольный.

Договор с китайцем помог составить Щегловитов, который к этому времени уже полностью смирился со своей участью полу заключённого, полу начальника. Керенский разрешал ему общаться с семьёй в присутствии человека из Бюро. Доверять Щегловитову полностью было спорно, но и не доверять тоже.

Отпустив китайца восвояси, Керенский отправился на встречу с прессой. Пресса, в лице Модеста и Меньшикова, а также ещё нескольких десятков журналистов различных газет, терпеливо ожидала его в одной из аудиторий, расположенных в Смольном.

Керенский вошёл в помещение и, быстро пройдя к кафедре, открыл импровизированную конференцию. Первый вопрос ему задала некая дама из кадетской газеты «Речь».

— Товарищ министр, объясните всем нам, что происходит в Петрограде. Что вы можете сказать о нападении на Петропавловскую крепость, Таврический дворец, убийство Чхеидзе и других наших товарищей. А также, что произошло в Кронштадте? Почему вы допустили это? И зачем тогда вам становиться ещё и военным и морским министром, коль вы не справляетесь с постом министра внутренних дел?

— Я смотрю, барышня, вы считаете меня кладезем информации обо всём происходящем и обо всех происшествиях.

Керенский был искренне удивлён этим вопросом. Он сам сказал созвать прессу, но немного, и больше для проформы, чем для дела. Но газетчиков явилось гораздо больше, чем он ожидал, намного больше.

Удивлённый, он заглянул в свои листики, которые взял с собой на всякий "керенский" случай. Там были разные цифры, но не те, что были ему нужны, а также не было никаких подсказок, как ответить так, чтобы всех запутать. Приходилось говорить полуправду.

Керенский оторвался от бумажек и окинул взглядом небольшую аудиторию с рядами сидящих в ней газетчиков. Задавшая вопрос суровая дама, с желчным выражением сухого вытянутого лица, иронично улыбалась одними уголками тонких напомаженных губ. Рядом с ней сидела ещё одна девица, без малейших следов присутствия косметики, с милым, но чересчур энергичным лицом. Настоящая революционерка.

Керенский вздохнул. Хотелось всех послать. Вроде и вопрос самый насущный, а чувствовалась в нём некая подковырка. Нужно дождаться митинга и там уже всё выложить перед народом, как на духу, в кавычках…

Керенский снова посмотрел в зал. Наткнулся на Модеста, тот, сразу заметив его взгляд, уткнулся в блокнот. «Мол, а я чего, я ничего!» Меньшиков, поймав взгляд, только пожал плечами, выразив этим: «Что уж тут поделать!»

— Барышня. Вы, безусловно, правы в том, что пост министра внутренних дел очень тяжёл. Но революция не спрашивает: можешь или не можешь. Она приказывает, и ты идёшь выполнять свой долг перед ней!

— Так вы считаете, товарищ министр, что революция имеет голос, и этот голос вам приказывает и назначает вас на министерские посты? — не успокаивалась газетная «кошёлка». — Так, может быть, это вам не революция говорит, а голос Христа?

Керенский холодно посмотрел на чудную женщину. С такими типажами он встречался достаточно. Довольно тяжёлый тип женского руководителя. Но, что поделать, надо отбиваться.

— Я атеист, сударыня. Вам не нравится мой пафос? Что же, я не на митинге, вы правы. Но и ваше ехидство сейчас вы можете оставить при себе. Вы с какой целью сюда пришли, сударыня?