Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

В школе первая встреча с классом разочаровала меня. Я слышала, как ученики шептались за моей спиной: «Новенькая, новенькая». В этой школе было принято запугивать новеньких. Я боролась со своей застенчивостью, притворяясь безразличной, но, чувствуя, что нахожусь в центре внимания всего класса, краснела, когда ко мне обращались. Одна ученица взяла меня под свое крыло и оставалась рядом со мной на всех переменах. Ее имя было Эстер, называли ее уменьшительной формой: Сфира. Позже, когда она стала моим другом, я поняла, что она не могла не прийти на помощь при малейшем бедствии. Она была еврейкой, очень красивой, с ровным матовым цветом лица, короткими блестящими локонами и гордой, грациозной посадкой головы. В каждом ее движении было что-то гармоничное. Сфира была талантливой пианисткой, она играла очень легко, мягко касаясь клавиш.

Сфира была одной из старших в классе, у нее был перерыв в занятиях из-за подготовки к поступлению в Киевскую музыкальную консерваторию; революция изменила ее планы, она осталась в Екатеринославе и вернулась в школу.

В этом году автономное правительство Украины решило, что во всех школах преподавание будет на украинском языке. Большинство учеников уже были немного знакомы с этим языком, на котором говорили в окружающей сельской местности. Но мне, выросшей в России, никогда не слышавшей его, было очень трудно. Украинские выражения казались мне в высшей степени смешными, а учитель украинского, так гордившийся своим родным языком, совершенно глупым. Он невзлюбил меня, полагая, что я искажаю украинские выражения, чтобы поиздеваться над ним. Он ставил мне очень плохие оценки, однажды даже был нуль с минусом, что, на мой взгляд, ясно показало, каким он был идиотом.

«Будь осторожна, – говорила мне Сфира, – он может оставить тебя на второй год, если в конце года у тебя будет ноль по украинскому. Если хочешь, я могу тебе помочь. Я уверена, что если ты каждый день будешь прочитывать одну страницу по-украински, у тебя будет большой прогресс».

Мы решили после занятий ненадолго оставаться в классе. Я читала по-украински со Сфирой, которая исправляла мои ошибки, и, в свою очередь, я объясняла ей трудные места в алгебре, которая давалась ей с трудом. Так Сфира стала моей подругой.

Сфира была сиротой и жила со своими тетушками, державшими ателье чулочно-носочных изделий. Однажды Сфира простудилась, и я пошла к ней, чтобы передать домашнее задание. Она жила в старом районе, на узкой улице, застроенной небольшими заводскими домами.

На нижнем этаже ее дома выпекали сдобные булочки в форме коротких плетеных косичек, которые очень ценились в Екатеринославе. Это был семейный бизнес, по вечерам дети продавали их на бульваре. На лестнице, ведущей на второй этаж, к ателье, вкусно пахло булочками. Это ателье давало средства к существованию трем тетушкам Сфиры. У них не было наемных рабочих, они все делали сами. Одна из них была вдовой, а другие – старыми девами.

Сфира была их солнечным лучиком, их гордостью и радостью в жизни. В ателье стояло также фортепиано, и, когда она играла, лица ее тетушек восторженно сияли. Любимым композитором Сфиры был Шопен. Она играла его с мягким и ностальгическим лиризмом. Однажды, поднимаясь по лестнице, я услышала звучание «Революционного этюда». Я подумала, что его играет другой пианист, настолько поражена была силой и мятежностью ее исполнения.

Внешность тетушек Сфиры была чисто еврейской. Сфира была среди них словно грациозный лебедь в пруду для уток. Одна из тетушек шила ей платья, и я помню, что школьная форма сидела на ней лучше всех в классе.

Старый учитель музыки давал Сфире бесплатные уроки. По его словам, это было венцом его преподавательской карьеры. Но ни обожание тетушек, ни похвалы учителя не изменили простоты и приветливости Сфиры.

Когда одна из тетушек приносила самовар, на столе появлялись плетеные булочки с первого этажа. Какая безмятежность царила в ателье с невысоким потолком! Чувствовалось, насколько едины члены этой семьи. Поскольку я была подругой Сфиры, тетушки и на меня переносили частичку своей нежности.

Однажды я сказала одной из них, как восхищаюсь игрой Сфиры и что никто не может играть Шопена лучше нее.

«Она великий пианист, но главное – у нее золотое сердце», – ответила тетя, слегка касаясь блестящих волос Сфиры пальцами своей пухлой руки, и Сфира взяла эту руку в свою, чтобы приложить ее к губам.

Впоследствии у меня появились и другие друзья в школе, но Сфира занимала особое место. Только ей одной я сказала, что пишу стихи. Я была уверена, что она не посмеется надо мной и чистосердечно скажет мне свое мнение. Это были стихи в прозе, потому что мне казалось, что рифмы накладывают ограничения и препятствуют фразам свободно развиваться, следуя своей внутренней гармонии. Древние русские народные произведения также были написаны белым стихом. Я переписала свои стихи в тетрадь и подарила Сфире.

Бандиты