Пока греет огонь

—Вижу,— ответил Петр, прикладываясь к ружью.

Впереди огромными прыжками мчался рыжий лобастый пес.

Вовка пристально следил за ним.

«Да ведь это же он! Шайтан! Мой Шайтан. Его нельзя убивать, у него нашелся хозяин. Это мой пес». Вовка встал во весь рост и громко, призывно закричал:

—Шайтан, Шайтан!

Собачья кавалькада остановилась.

—Ты что делаешь?—зашипел Петр, страшно вращая белками глаз.

Вовка бросил ружье и кинулся .вниз, к встревоженным псам.

—Стой! Куда ты? Разорвут! Стой, говорю!—пронзительно кричал Петр.—Опомнись! Вернись! Что ты делаешь?— Петр застонал, схватился обеими руками за голову, протяжно заверещал,—Ведь меня погубишь. Затаскают по судам.

Вовка его не слушал.

—Собачек пожалел, дурак. Не выйдет,— процедил Маслов сквозь Зубы окрепшим злым голосом и прицелился в рыжего.

Цепляясь за кусты и камни, Вовка продолжал спускаться и был вне зоны огня.

До псов было далековато, но недаром Петр, заряжая патроны, сыпал по полторы мерки дымного пороха. Он не почувствовал отдачи. Приятно резанул уши собачий вопль.

—Попал,—облегченно вздохнул Маслов.

Дым рассеялся. У подножия скал, опустив безжизненно руки, стоял Вовка.

«Хорошо стреляет»,— мрачно подумал он.

Среди редкой травы, смертельно раненный в шею, катался серый кобель. Еще один подранок, тяжело волоча зад, кинулся за стаей, но, быстро отстав, притаился за плотной стеной шиповника.

Как Вовка ни кричал, Шайтан во главе стаи умчался прочь, не обратив на него внимание.

Тяжело дыша, подошел Маслов. Он подал Вовке ружье и мирно сказал:

—Ты случайно не того? Не чокнулся?

—Нет.

—Чего же тогда вытворяешь? Они хуже волков. Сожрут и пуговиц не оставят... Ну, да ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Пошли, что ли, посмотрим на крестника.

Они подошли к умирающему кобелю.

—Считай, готов,— дал заключение Петр.

Кобель с невероятным усилием оторвал от земли голову. Он попытался оскалиться, показал два ряда окровавленных зубов, и вдруг — усмешка. Самая настоящая усмешка пробилась на искаженной от боли морде, повернутой к людям.

Невидящие глаза, прощаясь с миром, наливались пустотой. Голова медленно клонилась к земле, чтобы никогда больше не оторваться от нее. Ничего не выражающие глаза подернулись стеклянной дымкой, и только жуткая усмешка продолжала бороздить пепельно-серую морду зверя.

—Легко умер,— констатировал смерть Маслов.— По- моему, были подранки.

—Да, были,— отрешенно ответил Вовка.— Один, он спрятался за шиповником. Вон за тем.