«И правда, еще не весна»,— подергивают плечиками молодые елочки.
С особым подъемом стучат дятлы. Крохотные синички наводнили мир веселым попискиванием. Ожил лес... Но пройдет час, другой, и вновь тайга замкнется в себе, затворит распахнутые на заре окна.
Суровая зима ледяными нитями свяжет по рукам и ногам деревья, стужей опалит птичьи клювики. Весь остаток дня и всю ночь будет стеречь она своих подданных. Под утро, как обычно, она сомкнет веки, да и заснет незаметно. Она засыпает, а царство ее, кратковременно освободившееся от ледяного ига, просыпается и ликует.
«Весны. Весны!»—кричит разбуженная тайга...
Лыжи легко скользили по твердому насту. В редких местах Дик проваливался в снег. Он, словно мячик, прыгал впереди охотника.
Тайга затихла. Наступил день, и замолкли птицы. Изредка сонную тишину леса нарушали собачий лай, покашливание Степана да скрип снега под лыжами.
Дик легко отыскивал белок, и Степан за три часа отстрелял пять зверьков, израсходовав на них шесть патронов. К обнаруженной белке он подходил так. чтобы виднелась только беличья головка. Потом следовал выстрел. Тело белки, защищенное стволом дерева или суком, было недосягаемым для мелкой дроби. Шкурка оставалась целой.
Дик ликовал. Ему охота доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие.
Степан не переставал восторгаться красотой дикой тайги. Вокруг простиралось настоящее медвежье царство. На пройденном пути он не встретил ни одного человеческого следа. Степан был один среди нахмурившейся тайги, пристально разглядывающей его из-за сугробов. Он спиной, руками, ногами ощущал на себе полные тревоги взгляды природы.
Протяжно стонал ветер, колыхался мох на седых кедрах. Суровый мир, не знакомый с компромиссами, не признающий лжи, растекался на четыре стороны. Ложбинки, хребты, мари, изогнутые речные долины бессловесным, но все понимающим существом окружали человека. Они старались отодвинуться, заслониться от пытливого взгляда охотника стеной голых березок, рядами тощих, посиневших от холода осин.
Уверенной поступью хозяина тайги человек приближался к сокровенным глубинам медвежьего царства.
Лес хмурился, стонал, топорщился частоколом острых сучьев.
Притих Дик. Ему, как и человеку, передавалось ощущение проникновения в неподвластный, таящий в себе опасность мир... Они вошли в него, но проникнуть в думы
и желания, разгадать чужую тайну, сблизиться с таежным миром не смогли.
Он расплывался в лабиринтах скал, терялся в вершинах деревьев, убегал к синеющим вдали отрогам величественного горного хребта.