Читаем Пока королева спит полностью

– Как это? – я перестал понимать всё, даже понятный до этого костер.

– Просто её никогда не было, Боцман, это был сон, просто очень яркий и реальный сон.

– Подожди-ка, Майя… моя Майя, ну если не моя, то та, которая жила в моем доме – сон?

– Да, именно про ту, псевдотвою Майю, я и говорю. Ты вообще знаешь расшифровку этого слова?

– О-о-о! – протянул я и в этом «о-о-о» не было понимания, но имелось предчувствие, что разговор будет долгий, причём на общие темы, которые меня сейчас совсем не волновали. – Только не надо говорить, что это была чёрная пелена, наброшенная на мои глаза, сквозь которую я видел мир таким, каким он на самом деле не является. Тогда встречный вопрос в лоб: тебе цифра восемь ничего не говорит?

– Говорит, что ты – мудак! – она обиделась и попыталась упорхнуть с бревна.

– Стой, раз-два! – я обхватил её руками, и мы вместе упали навзничь, борясь друг с другом и до падения и после.

Листва была мягкой, но холодной.

– Самое худшее, что ты мог только произнести – это цифру восемь! Думаешь, я не знаю, что она тебя на счёт меня предупреждала?

Это уже было просто издевательство над личностью.

– Кто сказала?

– Блондинка, которой ты заменил брюнетку, или любовница, занявшая место жены.

– Вот… – я досчитал до десяти, а потом обратно и ничего дальше не сказал.

– Ох, ох, ох, какие мы нежные!

– Из самострела шариком ты стреляла? – перевел я разговор на более конкретные рельсы.

– Как догадался?

– Во сне увидел, который не сон, а майя, которая не майя, а облака сансары, которые не облака сансары, а след от прочтенной мантры учителем перед нерадивым учеником, который совсем не ученик, а белая овечка, пасущаяся на горном склоне среди эдельвейсов. Не надо начинать втирать мне в пятки эзотерику! Я простой Боцман и живу в нормальном королевстве, которое официально магистрат, где спит королева вместо того, чтобы навести порядок, где снятся вещие сны, где летают ползунки и приносят напильники в камеры зеков, где лупоглазики собирают машину времени, где контрабандисты привозят товары из снов, где художники взлетают к облакам со стартовых площадок в виде виселиц, где…

Марта остановила мою не родившуюся истерику, а истерики у меня даже если и рождаются, то все мертворождённые – потому что характер у меня спокойный, а вовсе не потому, что я – уничтожающий истерики маньяк. Как остановила? А откуда я знаю, что её поцелуй не был сном, приснившимся мне около костра? Нет, тут не до словоблудия. Тут руками надо титьки жамкать! Кстати, у неё в пупке была вставлена серьга, а на предплечье чернела татуировка в виде полоски, состоящей из символов древних религий и надписи на древнем языке.

– Что здесь написано? – спросил я, поглаживая пальцем татуировку.

– «Религий – много, Бог – один», – ответила Марта. – Или един, смотря как переводить с древнего языка.

– За такие дела можно угодить на костер.

– Но сначала надпись должен увидеть священник, а они редко раздевают девушек, не говоря уж о том, что сначала меня надо ещё взять в плен.

– Да, не каждому священнику это по плечу, – согласился я.

– Ну, если он будет молод и хорош собой… – рыжая бестия задумалась. – Не напрягайся по пустякам, эта татушка не более чем одна из ошибок моей молодости.

– И в чем её ошибочность?

– Во-первых, мне не надо было делать её вообще, а во-вторых, никакого Бога нет.

– Как нет и Майи? – мне надо было разобраться в этом глобализме отрицательных идей.

– Нет. Майи нет и Бога – нет и эти события друг с другом несравнимы, по крайней мере, для тебя. Ты же понимаешь, Боцман, что если Бога нет, то кто же ещё защитит бедную заблудшую девушку, а? – она ткнулась мне под подбородок своей дивно щекочущей макушкой.

Я помянул ёшкиного кота, но и эта крайняя мера не помогла.

– По-моему, самое время для песни, – как ни в чём не бывало, заявила Марта.

– Лошадка ты моя неугомонная.

– Не называй меня лошадкой!

– Альтернатива – коровка.

Удар в солнечное сплетение был силён, но мой пресс меня не подвел.

– Неплохой барабан, – констатировала Марта, лупя своими кулачками по "неплохому барабану".

– Он полностью в твоем распоряжении, но я бы предпочел услышать твою игру на гитаре.

– Не вопрос… – она покинула ложе нашего знакомства, и, взяв в руки небольшую гитару, затянула рулады.

Рулады о любви девушки к парню, а парня к другой девушке завершились политической агиткой (когда народ подтянулся к нам на камелёк):


Маркел – сукин кот!

Наш хлеб он жрет!

Но счастливый день придет!

Вспорем мы ему живот!

Да, счастливый день придет!

Вспорем мы ему живот!


Это, безусловно, талантливое творение неизвестного автора люди с удовольствием подхватили и в лесу раздался общий глас народа, который по мудрости древних совпадает с гласом божьим: "Маркел – сукин кот!"

А потом затянули древнюю песню про волков:


Мы будем глотки рвать, мы будем убивать!

И нам на совесть нашу наплевать!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее