Читаем Пока королева спит полностью

Когда мы снова обрели покой, меня зачем-то язык потянул задавать вопросы.

– Где ты так научилась зажигать массы?

– Профессия научила.

– Милая моя, солнышко лесное, каким же мастерством владеют твои нежные ручки?

– Я – куртизанка.

– Это что-то типа разновидности проститутки? – сдал меня мой язык с потрохами, команда "Отбой" до него не дошла.

Пощечина была звонкой, а когда звон в моих ушах прошёл, я понял, что она была ещё и жёсткой. Массируя пострадавшую часть тела (а щека, несомненно, относится к важным частям организма – как без неё жрать?), я все больше и больше понимал свою ошибку и подлость языка – но не мог же я его откусить, то есть мог, но Боцман без языка – не боцман, ведь я свистеть не смогу.

– Вырвалось, – вымолвил я осторожно и деликатно короткое признание в полной своей тупизне, а также робкое извинение или намёк на оное.

– Бывает, – поддержала мир между нами солнышко-лесное-бесконфликтное с нежными, но почему-то очень тяжёлыми ручками. – Кстати, мне нужно довести до твоего сотрясенного сознания одну очень важную вещь (она не дождалась каких либо сигналов от меня на это своё заявление). – У меня есть реальный план захвата колокольни… – она склонилась ко мне. – Слушай меня внимательно, и не говори потом, что не слышал или тебе это всё приснилось…

И перед моими глазами действительно вырос реальный план удара в Вековой колокол.

– А как ползунки поймут, куда надо поднять не рвущуюся нить?

– Это я беру на себя, поверь, твои домашние ползунки справятся с этой задачей.

– Я взбираюсь и…

– Да.

– Хорошо бы королева проснулась, а то не хочется становиться подушечкой для булавок за просто так.

– Для этого и необходим отвлекающий маневр, арбалетчиков не должно быть поблизости много, а остальных мы постараемся перебить. Я буду прикрывать тебя с ратуши, а стреляю я метко.

– Я заметил.

– И быстро, – продолжила перечень своих достоинств Марта.

– Это ещё надо посмотреть.

Через пять минут я убедился, что десять стрел могут поразить дерево в тридцати шагах за время, которого не хватит некоторым копушам для завязывания шнурков.

– А ты не боишься высоты? – озвучила уже свои сомнения снайперша.

– Да мы, между прочим, от Амбиции до Нзака летели выше облаков – и ничего, ни разу не блеванул.

– Более вежливо говорить: меня не стошнило.

– Бывает когда тошнит, а бывает когда блюёшь.

– То есть тебя стошнило, когда вы пролетали выше облаков?

– Нет, градация важна, когда у тебя похмелье, тогда ты понимаешь разницу.

– Верю на слово, мне как-то не хочется проверять твои достоинства в этом деле и понимание процесса.

      Да, долго мы обсуждали темы, гораздо более "важные", чем революция.

По инициативе Марты мы отошли от бивака и поставили палатку.

– Ну и зачем все эти сложности? – не люблю делать не жизненно необходимые дела сегодня, да и завтра, если разобраться, тоже их делать не рвусь.

– Тс-с! Мы сейчас будем устанавливать тонкий мост.

– Это теперь так называется?

– Не опошливай всё и вся, ты вообще можешь думать о чем-нибудь кроме секса?

– Я сейчас про мосты говорил, если что.

Марта задернула полог, от этого в палатке стало темно. Чиркнула спичка, высветив наши лица. Стервоза достала два зеркала и установила их параллельно друг другу. Между ними воткнула свечку.

– Смотри в зеркало и представляй Эльзу.

– Ага, и я её увижу. А если буду представлять королеву – увижу королеву, а если Пиковую дама – увижу ожившую карту вместо туза. А если бы я был девушкой, то очень бы хотел увидеть суженного ряженного, я бы и его увидел. Старо!

– Не будешь смотреть?! – угрожающе спросила куртизанка.

– Нет.

– Тогда я на словах передам, то, что тупой и упрямый Боцман не удосужился увидеть своими глазами: Эльза передает тебе привет, Александра тоже должна была бы послать тебе воздушный поцелуй.

– Вместе с Майей, да?

– Я тебе уже говорила, что никакой Майи не существует, – она пощекотала белым пером на своей стреле мой нос и я – к чему бы это? – чихнул.

– Но привет-то она бы мне могла переслать между зеркал.

– Отвяжись, зануда! Ребёночек опять же ручкой тебе бы помахал…

– Какой ребёночек? – не понял я. И вмёрз мозгом в тупик.

– А какой может быть у Эльзы ребеночек? Твой, конечно!

Где-то ударили в колокол или мне показалось?

– Мой?!

– Мужчины!.. – она так это сказала, как будто женщин больше не осталось.

– А как назвали? – в трансе тоже были свои плюсы, находясь внутри него можно не перегрузиться.

– Тебя, балбеса, ждут, чтобы дитяти выбрать имя.

– Куда именно в зеркала надо смотреть?

– Наконец-то, прозрел! Смотри прямо, твоё желание увидеть своих близких родственников должно от стекла отскакивать.

Отскочило, будьте уверены, отскочило! Только толку никакого – я в области магии могу являться лишь хорошим якорем – настолько эта штука меня не забирает в свои ряды. Деревянный я какой-то или стеклянный или оловянный – короче совершенно непригодный для магического использования. Вот и в этот раз теория подтвердилась: сколько я ни пялился на свечку, бесконечное количество раз отраженную в зеркалах, я так и не увидел любимое лицо моей молодой женушки-мамаши.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее