Читаем Пока королева спит полностью

Есть время разбрасывать камни, есть – медитировать, есть – собирать себя после медитации, а есть – лопать мёд. Короче, всему своё время. Для меня в данный момент наступило время падать на землю большим, ярко-красным кленовым листом, чуть подъеденным гусеницей, с оптимистично торчащим черенком. Падал я медленно по левосторонней спирали, впрочем, левосторонняя она или правосторонняя – зависит от вашего положения, вот для Марты она была левосторонней, а я таких мелочей вовсе не замечал. Когда ты полностью отдался одной силе, пусть это даже банальная сила земного притяжения или по-другому гравитационная сила (относится к слабым взаимодействиям), то на твоё движение будет ещё накладываться трение о воздух, порывы ветра могут тебя закружить в другую сторону или унести в даль или разорвать на части. А есть ещё и свет, что падает на тебя почти незаметно, но если ты успокоишься, то поймёшь – и он давит на тебя, пусть совсем незаметно, но давит. А снизу кузнечик стрекочет, предупреждая: здесь моя территория и кленовые листы должны запрашивать разрешения на посадку. Наивный. У меня есть зелёной пятно – остаток былой роскоши, а значит и право садится туда, куда я хочу, но только не на муравейник и не на нору крота – эти области для меня недоступны – они только для двупятнышковых листков. Опять же чья-нибудь рука или лапа может подхватить меня на лету и не пустить к кузнечику (он-то будет рад, но это уже произвол), а также засунуть между листами, но очень дальними родственниками – белыми, гладкими и правильной геометрической формы, явно они творения тех же рук, что поймали меня в плен. И эти дальние мои родственники сожмут меня со всех сторон и станет трудно дышать… Тогда я буду сохнуть от тоски по ветру, по силе притяжения к земле, по обществу кузнечика и даже по норке крота, в которую я никогда не попаду. И вот я стану похож на своих белых братьев, но не потеряю как они свою первоначальную форму – о нет, они этого не дождутся! Я всё равно буду красным кленовым листом, пусть и высохшим, пусть и не таким ярким как в молодости. Но руки могут меня и не поймать, могут дождаться моего окончательного падения и вот тогда подло ударить сучковатой веткой, пробить мой бок и отшвырнуть в короткий и жалкий полёт в канаву или в другое плохое для листьев место, таким образом руки насмехаются над нами, они мстят нам за их неумение летать. Зависть их сильна и многие мои сородичи пострадали от завистников-пакостников, но так и не утолили непомерной жестокости рук. Но самое страшное для листа – это лежать на земле и видеть, как на тебя падает уголёк, светящийся хищным красным светом, светящийся уголёк на носу тупоголовой бело-оранжевой ракеты, она умеет сама искать цель – легковоспламеняющийся лист клена. Уголек будет корежить внутренности и добьется своего – я запылаю праведным огнём, и обреку на смерть от него своих братьев – я не хочу этого, но по-другому не получится. Мы все сгорим от этой ракеты, запущенной коварными руками – это их самое мощное оружие и они это знают – быстро удаляются и не оглядываются на последствия своих безумств. Их не достанешь нашим совместным костром. А бывает ещё, что кто-то кричит издалека, кричит что-то знакомое, но зачем же отвлекать этим долгим и рокочущим: "Б-о-о-о-цм-а-а-а-н!!!" Так, вроде, звали меня, когда я ещё не был даже листом, я был почкой, позитивной весенней почкой, потенциалом хлорофилла, будущим преобразователем энергии в материю, кудесником пространства-времени. Зачем эти руки меня трясут? Опять руки, они не дают спокойно даже лежать на приятно холодной земле. Вот садюги! Они добились своего – я перестал быть образцовым кленовым листом, падающим со своего родимого дерева.

– Ты чего? – спросила почему-то бледная Марта.

– Ты похожа на лист, но у тебя мало прожилок – это плохой признак, тебя может сорвать даже слабый ветер…

– Хватит бредить! Поднимайся с холодной земли, а то я тебя ногой ударю.

– А рукой?

– Рукой уже била, всю ладонь отбила! – сообщила она.

Вроде, эти слова вполне прилично на мелодию ложатся: била, била и отбила!

– Ты… это… песню напиши и посвяти мне – вот.

– Вставай!!!

– Всегда готов, – я поднялся с земли, на которую совсем не помню, как опустился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее