Пока королева спит

Есть пути и есть дороги, мы выбираем путь и идём по нему дорогой дальнею, краями нехожеными, через буераки, завалы, овраги, бедламы, джунгли, топи, болота, пески, барханы, речки и речушки, а также селевые потоки, лавины, обвалы, смерчи, тайфуны, торнадо, вихри. А я шёл по обычной пыльной дороге на восток (это был даже не наезженный тракт). Где-то далеко-далеко впереди, может быть, ждала меня Мур… А скорее всего, совсем не ждала, а вероятнее всего зовут её уже совсем не так, а как-нибудь по правильному: Сестра в просветлении, Подруга дней моих медитативных, Дружбан по психо-кармическому тренингу, Дочь чистых чакр великого учителя Ухо-Горло-Носа, Весталка девятьсот девяносто девятого воплощения Бога или ещё как-то позаковыристее. Я надеюсь, что хоть говорит она на нашем языке, а не сразу читает мысли, а потом прямо мне под черепушку запускает свои ответные мыслепослания – я не выдержу долгого вторжения в свою голову – напьюсь до чёртиков или до белочек. С таким грузом мыслей я и шёл на восток, ладно ещё песни не пел, а ведь мог затянуть: "Боцманскую порнографическую", "Гимн старых дев" или совсем уж неприличную: "Девственницы-мазохистки в терновнике".

Пыль дорожная почти как вода: познакомился с одной пылинкой и уже вроде как на "ты" с песчаной бурей – так можно рассуждать в кабинете или перетирать подобные пустые слова между солёными сухариками в пивной. А когда пылишь не первую версту по дороге, которая когда-то должна уткнуться в море и напиться из него, а потом свернуться клубком возле него, чтобы уже никуда не вести (или превратится в пунктир морского пути), сразу ей нажираешься и надышиваешься так, чтобы уж о пыли или молчать или ничего не говорить – ты же с ней слился, чего зря базарить?

Сорока лупоглазилась на меня лупоглазилась и застрекотала: мол, идёт по лесу человек и в ус не дует, судя по всему существо для птиц и прочей мелкоты летающей и не способной это делать, безобидное, ибо не похоже, чтобы он мог что-то быстро кинуть и с ветки сшибить. На раззяву тоже не похож, и ничего съедобное или хотя бы блестящее у него не стырить, не объегорить его и на мякине не провести. Обмануть, конечно, можно, но для этого надо превратиться в младую девицу или в двух для надёжности.

Зверьё к пустобрёшке прислушивалось и делало выводы. Лишь муравьи не обращали на стрекот сороки внимания – у них есть другие дела. Кто хвою тащил, кто гусеницу, кто атаковал непрошеного гостя – жука в муравейнике. А раззява он же мимо идёт, чего на него усики обращать?

Снег да снег кругом и под нами снег и над нами он!

Слепил комок, и кинул сильно, да не попал – слеплю ещё.

А сила есть и ум тут нужен, чтобы траекторию свести.

Крути башкой, чтоб не попала, ответка быстрая в тебя.

А коль достанут – что ж на то и снег, чтоб им кидаться.

Видоизмененная вода, кристаллы, соты, твердый наст, и даже лёд прозрачный синий

тут не заметишь даже кручи, той, что сорвётся невзначай, тогда катись на попе быстро.

Смешно тебе – так от души. Не оторваться бы, не сбиться

с тобою выбранного пути.

Ах, как же так, слепые руки, тебя вдруг кинули в овраг, он тут давно, а ты – недавно

так что ругаться будешь там, куда ещё ты не доехал. А тут – тихая благодать.

Что сопли лезут в нос и шарф не греет, какой уж шарф, оставлен он, на безымянном кустике колючем.

Сцепился с ним в полете вниз, он и вырвал свою добычу. Согреется чай им.

Тебе бы чая? ну конечно! сначала лыжи ты обуй, преодолей простора ширь, дойди до цели

и быть может, подруга дней твоих суровых уж ждёт тебя с кипящей чая чашкой, а лучше с чем-нибудь покрепче.

Согрелся? ну так не зазря же женщины на свете есть!

Шут

Клоун висел на дереве, над которым висела радуга, точнее в которое упирался один из её концов. Это было бы смешно, если бы клоун держался за веревку чем-нибудь другим, а не своей шеей. Я поначалу хотел его снять, но когда прижался щекой к ярко-красной штанине, почувствовал проникновение…

«Рассказ мёртвого клоуна»