Читаем Пока королева спит полностью

– А в качестве миссионерской вылазки? Поедем в наше отсталое королевство и будем там пропагандировать истинную веру.

– Её не надо распространять насильно – к нам люди сами приходят. Вот и ты пришёл.

– Что верно – то верно. Но я пришёл за тобой, – плету нити, из которых рождаются сети.

– Я никуда не пойду от учителя, мне ещё долго нужно идти до полного очищения.

Примерно так я всё себе и представлял: хрен собьешь с программы упёртого рогом в землю эспэпэшника.

Диалог продолжался и продолжался, выходя на новый виток, который на самом деле был уже витком старым.

– Ты должна сделать это вопреки… вопреки всему, понимаешь? – вспотел я уже ни о чём говорить.

– Нет.

– Вопреки себе, этому своему гуру, движению своему теперешнему и так далее.

– Почему?

– Да не почему, а вопреки! – и где мое терпение?

– Боцман, успокойся.

Действительно, Боцман гневается, значит, Боцман – не прав.

– Я спокоен.

– Нет, ты не спокоен. Знаешь, зачем тебя послала ко мне Марта?

– Чтобы тебя отсюда вызволить.

– Это только предлог. На самом деле, затем, чтобы ты не ударил в колокол раньше времени.

– Ну, так пошли, увидишь, как я ударю в колокол вовремя или не ударю совсем! – вспылил я.

– Мне безразличны ваши революции, битвы за свободу свою и своей королевы, а также то, что может с тобой случиться при этом, и что произойдёт на самом деле. Мне ты безразличен, Боцман, и Аида с ребёнком.

– Какая ещё Аида? – ум за разум тут зайдёт.

– Твоя жена.

– Мою жену зовут Эльза, – мне наш разговор напомнил поговорку: мочало, мочало, начинай сначала.

– Ах да, это в другом мире у тебя жена Аида. Но это ничего принципиально не меняет. В этом – Эльза.

– В нашем, Мур, в нашем мире! Это, – я рукой обвел широко округу, – не этот мир, это – наш мир!

– Данное утверждение – не истина, а только твое мнение, запомни это Боцман. Ты ничего не понимаешь, но это уже всё равно, теперь ты свободен уйти из этой области в ту область, где у вас спит королева.

– Спасибо, сестрёнка, на добром слове. А я то никак не мог понять, почему я в этой области несвободен, а в той – свободен, а это оказывается не наша область а эта, а та не та, а другая эта, а я – свободен как ползунок в полете. Ну, теперь-то революция свершится, мне же Мур благословение дала! Дала же?

– Я уже всё сказала, – она направилась к белому дому.

– А если я сейчас весь этот ваш мир разрушу?

– Ты не сможешь.

– Смогу, синтезирую кучу пороха и рвану вашего гуру вместе со всеми его учениками и последователями, так чтобы следов не осталось!

– Они просто перейдут в другое состояние, – невозмутимо сказала Мур и, отвернувшись от меня (какой же я ей, наверное, тупой букашкой казался), продолжила своё неспешное босоногое движение по направлению к храму. Если предположить, что белый дом – храм.

Я тюкнул её по выбритому затылку несильно, пришлось приглушить всё своё раздражение, но и слабо тюкать нельзя было, а часть сознания никак не хотела прилагать усилия, мотивируя это тем, что она-де моя младшая сестричка. Вышло тюканье в самую тютельку – Мур стала заваливаться точь-в-точь как сноп пшеницы. Хм, а видел ли я как заваливается сноп пшеницы? Опытной в похищении невест рукой я подхватил её высохшее от постоянных голодовок тело и взвалил родную пушиночку на плечо. Скореньким шагом с ношей я посеменил по тропинке, быстрее, ещё быстрее… Родному организму приказываю: «Дыхалку держать!» Так-то лучше! Нет, не догонят они меня, без лошадей не догонят. Лошади, однако, им не понадобились – когда я взобрался на крутой холм, меня на его вершине ждал сам гуру во всей своей тощей красе…

– Оставь то, что тебе не принадлежит, – сказал седовласый обладатель власти над тутошними душами.

– Вы хотите, чтобы я остался голым, или вам интересен сам процесс моего раздевания? Ведь мне в этом мире (неужели я это сказал?) ничего не принадлежит, ни рубашка, ни брюки, ни ботинки, ни даже пыль на ботинках.

– Ты меня понял.

– Да, но и ты меня понял – я ничего не оставлю тут, кроме своих следов.

– Положи нашу сестру (это моя сестра!) на землю и иди на все четыре стороны, – он приложил указательный палец правой руки к обручу, что обхватывал его голову, в том месте, где на серебре примостилась красная пятиконечная звезда.

Я так понял, что меня сейчас будут зомбировать – предчувствия меня не обманули…

– Чужестранец, пришедший с запада, ты сейчас находишься не в привычном тебе мире с зелёными холмами…

– Что верно, то верно, – я решил согласиться, чтобы потом меня не обвинили во лжи старшему по возрасту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее