Читаем Пока королева спит полностью

Мы с Инной сразу почувствовали – летим к нему, непонятно как – ведь лопотуны тяжелее воздуха и совсем не похожи на птиц, но точно – летим. Мы стали ковырять жалами футляр для нас, в который мы были заботливо упакованными лопотунами и те, слыша наши потуги, выпустили нас. Так и есть – лопотуны забрались внутрь летающей пещеры с прозрачными глазами, а та взлетела выше облаков. Вот это радость! Мы запели гимн Облаков облакам и стали проситься к нашим прародителям. Для нас открыли один глаз в летающей пещере. Мы оказались выше облаков. Мы были выше облаков не во сне, не в грезе от палочек-вонялочек, не понарошку, не обладая цветками в головах, а по-всамделишному!

– Здравствуйте наши далекие предки! – сказали мы дружно и полетели к этим белым гигантам, чтобы совершить обряд поклонения.

Но этот обряд слишком интимен, чтобы можно было даже думать о его разглашении кому бы то ни было, кроме братьев и сестёр по рою. Позже и не известно на сколько позже и чего позже – само время для нас остановилась во время обряда, – мы обессиленные, еле-еле передвигая крылышками, догнали летающую пещеру и вернулись в наш футляр.

– Это было здорово, Ян! – сказала Инна.

– Мы самые счастливые осы в нашем рое… – у меня слипались глаза.

– Нет, просто мы самые смелые – вот и попадаем туда, куда судьба не пускает остальных братьев и сестер по рою.

– Спасибо судьбе! – уже засыпая, сказал я.

– Спасибо свету, освещающему наш путь…

Мы любили всё и вся, мы даже, наверное, полюбили бы шершней, если бы те нас раньше не сожрали. Мир прекрасен и удивителен, особенно с высоты осиного полета! Да будет счастье в вашем гнезде и радость пусть не покинет ваш рой!

Когда в летающей пещере лопотунов стало нестерпимо холодно… мы с Инной посмотрели друг на друга в последний раз; когда мы закрыли глаза, после того как посмотрели друг на друга в последний раз; когда мы свернулись в позы только что родившейся осы и приготовились к вылету из лёгкого мира, после того как мы закрыли глаза, много после того как посмотрели друг на друга в последний раз, нас что-то согрело извне. Это лопотуны переложили к себе под шкуру и дули на нас тёплым воздухом, выходящим из их жевал.

– Инна, ты видишь это? – спросил я, не веря своим глазам.

– Да, вижу, я сама хотела тебя об этом же спросить.

– Они нас спасают!

– Мне кажется, не в первый раз, – Инну била дрожь, а я ничем не мог помочь, казнь себя в данном случае тоже бы не помогла, вот и выходит – совершенно ничем любимой помочь не могу! Меня охватила ярость на собственное бессилие, но и она была бессильной что-либо изменить.

– Да, но тогда это было больше по их привычке, они же думают, что они сильные и могущественные и что им подвластно изменение окружающего их тяжелого мира и даже нашего мира – тонкого, а сейчас другое: они нас просто так греют, – только говорить и могу, совсем как лопотун.

– Обязательно надо будет рассказать нашим братьям и сёстрам по рою!

– Если долетим до них.

– Да, если долетим.

Когда нет сил ни на что, остается просто болтать, и мы обсуждали самих себя, ведь не каждый же день, осы после того как посмотрели друг на друга в последний раз, видят себя снова! Каждое такое событие становится легендой – а уж если тут замешаны лопотуны… Да, такого ещё не было за всю историю нашего роя и поэтому нельзя было утверждать, что с этим можно было что-либо поделать или поделать что-либо, чтобы потом что-то утверждать.

Боцман

Вынырнув из облаков, "Чума-1" оказался около острова-града, растущего из океана на гигантских платформах разной вышины. Когда мы облетали его кругом, в одном месте мы увидели большие светящиеся в темноте буквы: "НЗАК".

– Какое-то это твердое "к", на конце, по-моему, не хватает мягкого знака, – сказала Чегеварова.

– Умягчать "к", какой вздор! – не согласился Ворд, но после поцелуя моей тёщи и его полюбовницы изменил своё мнение.

Над названием города на высокой мачте реял белый флаг с чёрным квадратом посередине. Его мы тоже обсудили.

– Сдается мне это дракон, почти такой же ужасный, как тот, что вытатуирован у меня на теле, – сказал Ворд, разглядывая полотнище флага.

– Какой ещё дракон, где? – спросил Чума.

– Да на флаге, изображен чёрный дракон.

– Это же просто квадрат.

– Квадратов на флагах нет, не было и не будет, круги ещё бывают, а квадраты люди на свои знамена не пускают и правильно делают – не их ранг там ошиваться. А это однозначно чёрный дракон.

– Вот чумаво! Спорим, что это просто квадрат, – предложил профессор.

– На что?

– На банку медовухи.

– Идет!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее