Читаем Пока королева спит полностью

– Знаешь, Боцман, я умных книжек не читала, но от себя могу сказать так: эсэсовцы когда достигают в своем мастерстве определенной стадии уходят из артели и строят мост. То есть это у них как испытание – сумел или не сумел, ну один-то, ясное дело, какой уж мост может построить – так мостик, через ручей если только. Но когда таких желающих собирается до сотни, а то и больше, тогда это уже серьёзная сила и она способно на многое – вот и появляются мосты там, где они были необходимы, но деньги на их строительство всё никак не находились. Это называется на их профессиональном жаргоне: наводить мосты. А коловоротом это зело не любо – ведь чем больше мостов через реки, овраги и прочие неприятные для сообщения детали географического рельефа, тем легче сообщения между странами или отдельными людьми, а значит что? Значит, разные люди становятся ближе друг к другу, им тяжелее запудрить мозги теориями о расовом превосходстве. То есть их идеология со свастикой накрывается медным тазом. А оно им надо? Поэтому и мочат они свободных строителей сразу, как только где обнаружат. Вот и моего законного… – она прослезилось (ей богу не вру!). – Нет, не убили, но бока помяли здорово, а он, сердечный, болезненный был, много ли ему надо тумаков-то? Эх, слег он и больше уже не вставал. Но свой мост он построил, до сих пор стоит, и век ещё будет стоять – я тебе его когда-нибудь покажу!

– Хорошо! – сказал я и стал представлять мост, который никогда не видел, но, вероятно, когда-нибудь увижу.

Я читал занятный трактат про любовь, прихваченный мной из одной библиотеки в Амбиции. В первом отрывке говорилось, что настоящая любовь – это любовь мужчины к мужчине, а совсем не мужчины к женщине, и только такая "любовь" осенена манной небесной. Во втором описывалось, что конкретно должен делать муж с мальчиком, чтобы все было чики-пуки, и как себя должен вести "правильный" мальчонка со своим мужем, чтобы все не было пуки-чики. В третьем мусолилась тема фаланг, мол, самыми лучшими фалангами будут те, что составят влюбленные пары…

– … – сказал я всё, что думал по этому поводу.

– Ты это о чем? – спросил меня Ворд, заинтересовавшийся густоте мата.

– О любви мужчины к мужчине.

– Амбицианцы покоя не дают? – съехидничал капитан.

– Понаписали, понимаешь, всякой… – я хотел было изорвать трактат, но истинный доксин вновь спас от меня книгу.

– Но, но! Горячая голова, мы же вроде уже обсуждали тему не уничтожения информации только по критерию её неудобоваримости для некоторых молодых рассудков.

– Так ты за такую любовь?! – я аж от возмущения забыл, где находится моя любовь.

– А ты прямо святее всех святых?

– Ну, лесбиянки ещё ничего… но эти… – я не понимал, как Ворд может защищать заднепроходников.

– Пусть взрослые люди по обоюдному согласию занимаются сексом так, как им нравится! И нечего книжки рвать! Остынь, а она у меня в сумке полежит. Когда научишься читать между строк и не забивать голову внешним, я тебе дам её почитать снова, наверняка, найдешь там с десяток умных мыслей и не касающихся педофилии и прочих извращений.

– А, по-моему, как раз эти извращения и привели Амбицию к такому концу.

– Это лишь версия. Все зависит от той модели, в которой ты рассматриваешь окружающий мир. Если ты предполагаешь наличие кармических сил, уравновешивающих добро и зло, то, возможно, Амбиция утонула благодаря нелицеприятному поведения её обитателей, которые в следующих жизнях будут морскими кольчатыми червями или всякими кишечно-полостными паразитами. Если же ты сторонник материализма, то тебе ближе будет такая версия: обитатели – отдельно, землетрясение – отдельно и эти события друг с другом не коррелируют, для не окончивших школу объясняю попроще: не связанны между собой. Если же ты веришь в единого Бога – то можешь рассматривать погружение континента в пучину морскую как очередной потоп, правда, не всемирный, а локальный, или как следствие слишком сильного божественного чиха.

– А что Боги чихают?

– Насморк неизлечим, Боцман, особенно, если сопли скопились в извилинах. Прочисть мозги, открой кингстоны, провентилируй трюмы. Кроме этого, не цепляйся ты так за предрассудки и суеверия, за слова, понятия и образы, вообще не за что не цепляйся, плыви в свой омут свободным Боцманом. Белуга тебе в помощь!

Иногда не поймешь, когда Ворд прикалывается, а когда точно прикалывается.

– Ворд, – одна мыслишка засвербила у меня около левого виска и требовала немедленного и глубокого почесывания.

– Что?

– Ты знаешь кто такие буквоеды?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее