Читаем Пока королева спит полностью

– Такое бывает, когда эти два гена отдыхают и краска в волосы новорожденного совсем не поступает, но у гномиков не бывает альбиносов. Так вот у них там эти гены сильнодоминантные и никакая генетика не может их разбавить… да не закатывай ты глаза! Проще говоря, гномики бывают либо абсолютно рыжими, либо – черными как уголь. Считается, что рыжая щетина (волосами их проволоку назвать тяжело) более гномистая, она – квинтэссенция высокого гномического качества, присущего идеальному гному или точнее представлению об идеальном гноме, выраженному в отдельно взятом гномике. Ведь идеальных гномиков в природе не бывает, они могут жить только в мире идей. Но тебе о такой высокой горной выси слушать пока рано. Так вот, чернощетинные гномы на острове были вроде как второй сорт. Представь теперь типичную семейку, сидящую за обеденным столом: папа – брюнет, на руке восемь пальцев; мама – рыжая, четыре пальца; старший сын – брюнет, семь пальцев; средний сын – брюнет, два пальца; младший сын – рыжий, четыре пальца; самый младший сын – рыжий, три пальца; дите в люльке – щетина уже лезет чёрной, а пальцев пять; дочурка единственная – рыжая в маму и восьмипальцевая в папу. Представил? Как ты, наверное, догадываешься им есть о чём поговорить за обедом и даже на ужин вопросов нерешенных за глаза обсудить хватит, я тебе даже больше скажу, ещё ни один обед не обходился без потасовки, повод-то есть железный – кто должен первый выбирать кусок мяса? И очередность просто по старшинству их никак не устраивает: рыжие хотят обогнать чёрных, а те, у кого больше пальцев – "уродов малопальцевых". Бьют чем угодно по чему угодно – и это внутри семьи грызня, так сказать, грызня семейного масштаба. А какого очутится на базарной площади, где тысяча гномиков начинает подобную цветовую и пальцевую дифференциацию?! А бывает и в заведения кое-кого по цвету волос или малости пальцев не пускают – тут уж штурм и кто не спрятался – тот об этом пожалеет! У них же один крайний аргумент – топор. И вот на острове появился Учитель, прибыл он на платформе, что всегда висит в метре от земли или воды.

– Антикварная?

– Да, ещё с древних времен осталась. Гномики мало что понимали, когда Учитель что либо говорил (уж больно мудрёны были слова для гномьих мозгов), а это бывало редко, но зато полюбили кататься на платформе – места там хватало примерно для двадцати гномиков, а если усесться поплотнее, то и все тридцать набивались и с краев не падали. И вот однажды едут гномики на платформе, куда их Учитель везёт, а тот напился медовухи и кружит по острову без определенной цели, ну может и с целью, но нашему непросветленному сознанию недоступной. А гномики сидят так: поближе к учителю рыжики, а подальше – чернушки. И вот рыжики между собой перетирают, мол, сзади брюнеты про нас разную чепуху говорят, а брюнетики в свою очередь базарят о том, что вот рыжие опять лучшие места заняли, и обсасывают эти темы со всех сторон, кулаки при этом чешутся необычайно. Когда Учитель остановил платформу, то дискуссию вынесли на ближайшеё ровное место, и началось мочилово «стенка на стенку». Учитель созерцал эту суету, созерцал, а потом выдал: "Что вы делаете, гномики, на самом деле вы не рыжие и не брюнеты, вы – зелёные, вы все зелёные гномики и нечего мутозить друг друга почем зря!" Гномики загалдели: "Мы зелёные, мы зелёные, а ведь действительно – все одинаковые!" Стали брататься и целоваться. А Учитель говорит: "Ну, раз вы помирились, то садитесь на платформу. Светло-зелёные вперёд, темно-зелёные – назад".

Я ожидал какой-нибудь заумной мудрости, а тут – такое. Смеялся долго. Как раз к окончанию этого немереного смеха явилась Эльза. Она выпросила свидание, и ей кое-кто не смог отказать (Ничего не хочу слушать и знать! Как, кто, за что и почему! Не хочу! И не буду!)

– Надеюсь, ты мне здесь не изменял? – сказала она вместо дружелюбного приветствия (у меня вопросы остались, но я уже сказал, что ничего не хочу знать!)

Прическа её стала ещё короче, в ушах добавилось сережек и только после поцелуя я понял, что мне все эти нововведения нравится, даже при учёте негативного обстоятельства, заключающегося в следующем: время вести неторопливые беседы кануло в Лету. Но оказалось, что радость не приходит одна…

– Ворд! – раздался гром с небес.

– Кларушка-хохотушка!

Капитан и тёща обнялись, отчего некоторые решётки слегка погнулись.

– Как там на воле? – спросил я Эльзу, когда смог.

– ЦСКА – кирдык. Спартак пришёл.

– Это кто ж такой?

– Правитель Спарты, северной страны. Действует по принципу: пришёл, увидел, победил. Армия позволяет. Рабов освобождает, господ вешает – короче за ним идет чернь и скоро здесь будет жарко.

– Мне что-то тоже захотелось поменять климат.

– Для этого нам надо найти Чуму.

– А это ещё что за чудик?

– Профессор материалистических наук.

– Типа головастик?

– Вот именно – типа. Хоть бы комплимент мне сказал, как тебе нравится моя новая причёска?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее