Читаем Пока королева спит полностью

Странный способ знакомиться и задавать три вопроса в одном предложении. Амбицийцы нам сразу не понравились. Но мне-то было всё равно – я прикрывал собой Эльзу от мух и готов был умереть или сдаться, если у победителей есть лекарь, который бы согласился лечить мою любимую, а вот Ворду пришлось делать выбор между честью докси и ответственностью за оставшийся экипаж вкупе с сухопутными крысами, в состав которых входили: Чегеварова, её дочь и я, словосочетание "зять её" мне не нравилось – у меня тоже были амбиции.

– Я – капитан Ворд и готов вести переговоры с вашим Боллсом, – сказал капитан, вставая с земли.

– Подними руки и подойди к дереву, – раздалось из леса.

Ворд так и сделал. Из-за деревьев, как призраки, появились одетые в пятнисто-зелёные комбинезоны люди, они обыскали капитана, отобрали нож (меч он оставил ещё до того, как пошёл на переговоры) и увели в лес. Мы ждали где-то с полчаса. Потом Ворд под охраной вышел из леса и гаркнул:

– Бей их ребята, у них мухи кончились! – тут же он схватился в рукопашной со своими конвоирами и быстро одного поломал, а другого завалил, отобрал у того маленький топорик и быстро стал кроить черепа другим пятнистым.

Докси тоже времени зря не теряли, рассредоточились и пошли зачищать буйную зелень от таких же буйных амбицийцев. Мухи, действительно, больше не собирали кровавый урожай. Спустя ещё полчаса, ситуация в корне изменилась: уже Ворд спрашивал, а Боллс отвечал. Начал капитан издалека:

– Что это у тебя на груди?

На груди у пленника была золотистая семиконечная звезда.

– Звезда шерифа.

– Ты что подмагистр? – вклинился в разговор я (у магистра на звезде восемь лучей, у этого хрыча – семь, получается подмагистр по моим прикидкам).

– Я никакой не подмагистр, а шериф этого округа и взяв меня в плен, вы будете за это казнены справедливым демократическим судом Лайна.

– Это ещё белуга надвое сказала, – возразил Ворд. – Какого черта вы запускали в нас своих быстрых мух?

– Не мухи это, глупый варвар, а пули.

– Мне по ватерлинию как эта пакость у вас называется, я буду называть их быстрыми мухами и для меня они будут быстрые мухи. Но ты не ответил на вопрос… – Ворд ножом отрезал мизинец на левой руке шерифа.

Тот долго вопил, пока его вопль не заткнул капитанский кулак.

– Лучше быстро и чётко отвечай на поставленные вопросы, и тогда твое тело останется в прежних границах. Это понятно?

Боллс кивнул.

– Зачем твои люди запускали в нас быстрых мух?

– Вы похожи на беглых рабов.

– У вас что, есть рабы? – удивился капитан.

– Да, вот это, например, раб Дарий, он из беглых, мы поймали его вчера, – шериф указал на второго амбицийца, оставшегося в живых после стычки.

– Ты раб? – спросил капитан Дария.

– Увы, раб. Но, надеюсь, вы освободите меня… вы кажитесь мне людьми просвещёнными, – Дарий посмотрел на Ворда влюбленными глазами, отчего тот сплюнул и вернулся к допросу Боллса:

– Сам ты варвар, рожа зелёная, а ещё смеешь говорить о градации уровней цивилизации общества, с которым даже не имел дипломатических сношений! Что это за страна, где нам волею судеб пришлось оказаться?

– Это центральные соединенные королевства амбиции, сокращенно ЦСКА.

– Он врёт! – заявил Дарий.

Ворд взялся за нож.

– Нет, нет! – взмолился шериф. – Пощадите! Я не вру. Просто этот грязный раб, который предаст вас при первой же возможности, имеет в виду гражданскую войну, расколовшую ЦСКА на центр и периферию.

– Из-за чего воюете?

– В центре пошёл процесс упадка морали и рабов объявили людьми с ограниченной свободой и отпустили их, дав привилегии в некоторых областях даже большие, чем у настоящих граждан. Да и заднепроходников там полно стало! А в провинции сохранились ещё здравомыслящие люди, не согласные с таким разложением вечных ценностей. У нас тут по периферии ещё сильны духовные скрепы! Вот и началась война.

– Они её проигрывают! – захлопал связанными руками Дарий.

– Пока проигрываем, но супероружие нашего вождя…

– Нет никакого супероружия! – Дарий впал в эйфорию.

– Цыц, а то зубы выбью! – успокоил раба Ворд. – Я буду думать.

– Врач здесь есть поблизости? – спросил я у Боллса.

– Я врач, я врач! – Дарий заелозил по опавшим листьям своей попой и всем своим естеством.

С молчаливого согласия капитана, который размышлял над своими думками, я освободил раба и отвёл его к Эльзе. Чегеварова уже успела переодеть её в сухое белье, снятое с подходящего по росту трупа.

– Вылечишь её – получишь свободу! – ознакомил я Дария с условиями его дальнейшей жизни. Конечно, он бы всё равно получил свободу – мы же не варвары какие-нибудь и тем более не рабовладельцы, – но зачем ему об это знать заранее?

– Женщина, – промумил тот, но узрев мой кулак вблизи своего носика и оценив то, что с его носярой может случится, вздохнул как в театре вздыхает плохой актер. – Мне нужна горячая вода и моя сумочка, она там, там, – Дарий замахал в сторону, где происходила наиболее ожесточенная баталия, – за кустиком дикого крыжовника, где я её выронил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее