Читаем Пока королева спит полностью

У меня болела голова, у меня очень сильно болела голова и даже холодный компресс, наложенный заботливой рукой Эльзы, не спасал бедную мою головушку от иголок и булавок, которые то сжимались, то разжимались, то собирались в хоровод и кружились внутри моей черепушки в разные стороны.

– М-м-м! – пожаловался я на свою тяжёлую долю.

– Пить надо меньше на похоронах! – иногда Эльзе удается быть крайне неделикатной.

– Да что ты понимаешь, женщина в погребальных церемониях, – начал было я, но закончил опять стенанием. – М-м-м!

– Хочешь, скину тебя за борт к акулкам, они враз вылечат твой чердак от всего лишнего?! – супруга нахмурилась.

– Издеваешься?

– Забочусь!

– Пить! – плачу и стенаю на всех частотах.

– На, – моя милашка протянула мне кувшин с молоком.

– М-м-м, мо-ло-ко?! – не оценил я заботы о моем здоровье. – А рассола нет?

– Твоя любимая тёща отпаивает им капитана.

– М-м-м! – только и мог вымолвить я.

Так продолжалось до обеда, на обед я встать уже смог, но есть принципиально отказался, аргументировал я это дело так: "М-м-м!" и пил лишь очень сильно разведенную медовуху. Вот за обедом и стал дуть сильный восточный ветер, увлекший нас в края, которые мы совсем не собирались посещать…

Вода она везде одинаковая, где-то солонее, где-то преснее, где-то её больше, где-то меньше, но везде и всюду это одна и та же вода. Познакомился с одной её каплей и считай, что знаешь все моря и океаны. Ага, щас! Одно дело дуть на горячий чай с лимоном у себя в тёплом доме, когда вокруг бушует шквальный ветер и вода хлещет со всех сторон, и совсем другое дело, когда попадаешь в шторм на корабле – тут уж не до чая! Знатно нас качало. Сначала позеленела Эльза, потом и я не выдержал и облегчился за борт. Да не морской я волк, а пока ещё морской щенок. Но хоть я и не держал вахту – кто ж мне доверит такое ответственно дело? – но воду откачивал на равных с другими, ведь качать насос в моих силах, я хоть и полуторарукий, но жилистый и терпеливый. Вот и в этом нудном процессе я себя показал: более мышцеобильные люди уже выдыхались, а я знай себе рычаг дергаю. А по шлангу идет вода отсюда туда, а оттуда сюда льется вода другая… или та же самая…

Зато как приятно после шторма выйти на палубу и смотреть как валы теряют свою силу и сглаживаются, это вам не на блюдце с чаем дуть!

Всё это случилось ещё до того, как у нас кончилась питьевая вода, до того, как у нас кончилось пиво и медовуха, до того, как у нас кончилась еда. То есть очень давно. Подул восточный ветер и с каждым днем он только усиливался, но ни на градус не меня своего направления, нас все дальше и дальше уносило к полумифической стране Амбиции. Туда не добирались даже докси и о ней ходили лишь пьяные байки и выдуманные истории ярмарочных шарлатанов. Если мы выживем – узнаем правду об этом загадочном континенте нашего мира. Если выживем. А восточный ветер всё дул и дул…

– Земля! – крикнул вахтенный на верхушке мачты, но до нас его хрип не достал.

– Земля! – повторил он с тем же эффектом.

И только когда сам Ворд заметил тёмную полоску у горизонта на западе, он рыкнул так, что услышали все гвозди на корабле:

– Клянусь Белугой, земля!

Чегеварова прослезилась, Эльза лежала в горячке, но нашла силы улыбнуться, а я заплакал, это не достойно боцмана, но я об этом думал меньше всего. Докси кричали: "Слава Ворду!", но капитан оборвал их: "Богам было угодно понаблюдать за нашими жизнями ещё несколько мгновений, вот мы и доплыли, а я здесь не причём!"

Как самый настоящий предвестник большой беды, восточный ветер разбил корабль о прибрежные рифы – даже опытные мореходы не всегда могут избежать с ними встречи. Докси плавали как их священная рыба белуга, то есть лучше, чем ходили по суше, а вот тёща, хоть и имела большое водоизмещение, но плавала как топор – только вниз. Ворду пришлось изрядно попотеть, буксируя её тушу до галечного пляжа. Эльзу пара матросов уложила на две связанные доски и на таком (как оказалось надежном плоту) доставила на берег, сам я плыл преимущественно на спине, это было самое надежное при моей калечной левой руке.

Когда мы выбрались на берег Амбиции – а размеры земли давали ясно понять, что это не какой-нибудь атолловый островок, а сам континент; когда мы поцеловали эту землю обитаемую (возможно); когда мы согрелись у костра раздался гром и вокруг стали пролетать быстрые мухи, они были такими твердыми, что, сталкиваясь с человеком, пробивали его насквозь и летели дальше. Много докси погибло от этих грохочущих мух, пока не наступила тишина и хрипловатый голос из леса не спросил:

– Кто вы такие, готовы ли вы сдаться шерифу Боллсу или желаете умереть?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее