Пока королева спит

Тут я как всегда не смог выразить словами то, что чувствовало моё сердце и кое-что ещё, чем вызвал недовольство света очей моих, радости сердца моего, властительницы души моей, смысла все жизни моей, луча света в темноте моего сознания, ключика жизни к моей темнице смерти, вершительницы очага… нет, кажется хранительнице очага, а вот вершительницы кого?.. забыл.

Магистр

Опасная бритва бреет меня – начинает с черепа, там, где за затылком ещё пытаются расти волосы, остальные давно эмигрировали на грудь и там поседели… потом бритва возьмётся за щетину на щеках и подбородке, и подберётся к шее… есть тайное – не для всех – удовольствие в том, что тебя бреют острейшим лезвием, которое легко может перерезать тебе горло. Вжик – и всё, захлебнёшься кровью и узнаешь, что там – за горизонтом событий.

Она так и не сняла платье и сейчас ткань намокла и обтягивала её полную грудь.

– Не шевелись, – сказала экономка и своей твёрдой рукой сняла пену и сбритые волосы от горла к подбородку. И окунула бритву в воду…

Мы сидели в тёплой ванне и никто не мог нам помешать. Даже если бы войну объявили магистрату, гонец всё равно бы ждал, ибо меня нельзя беспокоить, когда я принимаю «цирюльника». Когда процедура закончилась, я взял из рук экономки бритву и очень осторожно отрезал пуговицы на платье в зоне декольте… и отбросил бритву на пол, предварительно сложив, чтобы не испортить лезвие…

Боцман

Капитан долго наблюдал за сокамерником – Боцман смотрел в одну точку на стене, на ней, конечно, была нарисована голая баба и нацарапаны разные матерные слова, но всё-таки это не достаточная причина для такой сосредоточенности.

– Ты чего делаешь? – спросил сокамерника Ворд.

– Аппетит наглядываю.

– Чего?

– Ну, нагулять я его не могу, нас никуда не выпускают, вот я его и наглядываю. Смотри – вот тут грибочки, тут капусточка, тут огурчики с помидорчиками и лучком, тут свининка жареная с соусами, а тут баранинка, свеженькая такая баранинка, только что освежёванная с молодого барашка и на шашлычке с лучком…

– Да я тебя задушу! – заревел капитан

– Если ты его не задушишь, я его зарежу! – раздался вой из соседних камер.

Могли бы и зарезать. Но пришёл Спартак и всех освободил. Народным героям слава! А чтобы не отставать от процесса, мы активно стали вооружаться и мочить козлов. Ну, тех, кто против нас. Потому что те, кто против тех, кто против нас, не справляются с ними без нас. Откуда эта строчка? Песня что ли… может, мне надо было не в боцманы, а в композиторы пойти. Они, говорят, могут орудовать нотами и одной рукой смычком махать по несложному алгоритму: крепче локоть, мягче кисть.

Чума готовился к отлету, он кружился, как ползунок вокруг гнезда, в долгополых своих одеждах около сооружения, больше всего похожего на летающий корабль. Как оказалось, этот объект являл собой действительно летающий корабль и назывался он самолётом "Чума-1". Наши языки и ножи вкупе с пистолетами (только Ворд по прежнему называл огнестрельное оружие по-свойски – запускателями быстрых мух) недвусмысленно направили Чуму к мысли взять нас с собой. В итоге в самолёт влезли: Чума (без него никак), Ворд с Чегеваровой, я и коротко стриженная Эльза, два наших ползунка (одна чёрная, другой белый, а быть может – наоборот). Остальных желающих покататься по воздуху пришлось отстрелить. Причем, взлетели мы вовремя: не прошло и часа – мы даже не долетели до побережья Амбиции, – как материк задрожал, и стал погружаться в пучину океана, унося с тобой ЦСКА и Спарту, господ и рабов, копирайты на телах рабов и крепко засевшие в разные головы обычаи.

– Мои приборы предсказали землетрясение, вызванное пробуждением супервулкана Йоло-Крепкий-Пук, но я не думал, что процесс будет настолько глобальным, – сказал Чума, после того как мы отлипли от иллюминаторов. А пялились мы в них долго – не каждый день удается понаблюдать за гибелью целого континента!