– Я же говорю, денег мало, билетов нет, поезда людей не возят… – она натурально всхлипывает и делает несколько робких шажков вперёд. – Вы не стреляйте только, дядечка. Я тихонечко сойду, будто меня и не было.
Беляк немного расслабляется, широкая ухмылка растягивает его рот до ушей.
– А за перевоз-то хватит расплатиться?
– Оставь девчонку в покое, – мрачно говорит второй.
– Всё отдам, что захотите, только не убивайте, – канючит Ксанка.
Шажок… ещё один.
– Видишь, как просит-то? Послушная, ласковая, молоденькая…
Воспользовавшись тем, что внимание беляка на несколько секунд ослабело, Ксанка делает отчаянный рывок вперёд. Первым ударом она выбивает оружие, и локтем целится в солнечное сплетение. Хрипящий беляк складывается пополам, падая ей под ноги. Лошади испуганно бьются в стойлах.
– Эй, девка, ты не балуй-то, – приподнимается с места тот, который постарше.
Ксанка молниеносно подбирает с пола маузер и наставляет на него.
– Руки, дядечка! Держите так, чтобы я видела. Живо!
– Дура, не стреляй, затопчут ведь!
Ксанка, не отводя от него дула, ногой отпихивает молодого в сторону.
– Сколько вас тут? Говори! Ну?
Она замечает какое-то движение и, не раздумывая, нажимает на курок. В шуме поезда, раскатах грома и бесновании лошадей выстрел почти не слышно.
– С-с-сука, – старый беляк хватается за раненую руку.
– Так сколько?
Позади него в другое окошко проскальзывает внутрь вагона какая-то тень. Через мгновенье на голову раненого опускается обломок кирпича.
– Яшка! – радостно кричит Ксанка. – Ты цел?
Вдвоём они связывают беляков обрывками их собственной одежды, затыкают им рты и обыскивают.
– Удачно ты попала, – ухмыляется Яшка, доставая из карманов табак, большую плитку шоколада, две коробки с патронами и перепрятывая их к себе. – А я как дурак среди тюков каких-то поныкался, решил тебя искать. Как выстрел услышал, голову от страха потерял, думал, случилось что.
Ксанка наспех перематывает своей косынкой плечо старого беляка.
– Он заступился за меня перед другим, – поясняет, поймав Яшкин взгляд.
– Тогда зачем ты в него стреляла?
– Убить меня хотел. Держи, – она протягивает Яшке второй маузер. – Теперь мы оба вооружены. Не знаешь, какая охрана у состава?
– В моём вагоне было пусто. Но мы не знаем, кто едет в соседнем. Так что оружие не помешает.
Над их головами слышен странный звук, будто тысяча пуль одновременно ударила по крыше.
– Дождь! – Яшка старается перекричать шум. – Мы въехали в грозу!
Лошади хрипят и бьются в перегородки. Волна паники достигает высшей точки и перекинулась на весь вагон. Под копытами ломаются доски ближайшего стойла.
– Если мы их не успокоим, они затопчут нас и вырвутся наружу! – восклицает Ксанка.
– Ты умеешь успокаивать лошадей?
Раскат грома заглушает её последние слова. Но Яшка понял.
– Сейчас вернусь, – машет он руками, потом подпрыгивает и исчезает в окошке.
На какое-то время Ксанка остаётся одна.
Потом сквозь проём внутрь проталкивается что-то большое, белое и шмякается на пол. Следом появляется Яшка. Мокрая рубаха прилипла к телу, с кучерявых прядей текут тонкие струйки воды.
– Тут наощупь какие-то тряпки. Рви их на куски и завязывай лошадям глаза.
Ксанка зубами и ногтями вскрывает влажный тюк. В нём оказываются какие-то тряпки.
– Что это?
– Какая разница? Делай как я! – Яшка хватает первый попавшийся кусок и бросается к ближайшему стойлу. – Ай, хорошая лошадка, яв дарик гожо грай… злые люди напугали тебя, гром гремит, дождь капает… А вот я тебе сейчас глаза перевяжу, чтоб ты на это не смотрела…
Половина Яшкиных слов теряется в общем шуме. Поезд проносится через грозу, не сбавляя ход. Ксанка, ласково приговаривая, обматывает тканью морду второй лошади. Гладит ладонью вздрагивающую тёплую шею.
– Ну, потерпи, хорошая моя.
Лошадь фыркает, нервно раздувая ноздри.
Всего в вагоне восемь дощатых загонов, но два последних пустуют. Поэтому Яшка с Ксанкой управляются быстро.
Когда они заканчивают, лошади ведут себя гораздо спокойнее.
– Ты карауль пленных, – говорит Яшка, заталкивая за пояс один из трофейных маузеров, – а я пока на разведку в соседний вагон схожу. Не хочу неожиданностей.
– Хорошо.
Он опять протискивается в узкое окошко и исчезает. Ксанка находит на полу вагона местечко посуше, садится, опираясь спиной на тюк, вытягивает ноги. В блеске сверкнувшей молнии она видит, что один из беляков уже очнулся и с ненавистью смотрит на неё.
– Только дёрнись, – ласково произносит Ксанка. – Яйца отстрелю. Понял, дядечка?
По-хорошему надо бы вынуть у пленного кляп и допросить, но ей лень делать лишние движения.
Яшки нет долго. Ксанка уже начинает не на шутку беспокоиться, когда внутрь проскальзывает знакомая фигура, обдав её холодными дождевыми брызгами.
– Ну что там?
– Всего в составе пять вагонов, – наклонившись к ней, докладывает Яшка. – Последний – с каким-то тряпьём, потом наш. В теплушке ближе к паровозу едет компания офицеров – пьют, шумят, режутся в карты. Видно, на побывку. Есть ли среди них раненые, я толком не разглядел.
– А что в соседних? – спрашивает Ксанка. – Тоже офицеры? Если они услышали выстрел, то на первой же остановке…