Пока не будешь счастлив

Женек замялся. Теперь он обошел меня и заглянул в глаза. Наверное, чтобы убедиться, что это та Алиса, которую он знает. Не удивительно, что он сомневается. Потому что прежняя я никогда бы не предложила ему пойти вместе покушать.

– Идем, – мигом согласился Женек. – Я как раз шел выпить кофе с корицей.

Так вот оно что. Кофе с корицей. Один из малышей-ритуалов Женька, чтобы почувствовать новогоднее настроение.

От этого почему-то стало тошно, и я сама не заметила, что сильнее сжала ладонь Женька.

– Ты от кого-то убегаешь? – сказал он.

Я слышала улыбку в его голосе, но не прониклась ею. Хотя на секундочку напряглась. «Вчера» мы убегали от охранника, но… Нет, конечно, Женек этого не помнит. А он так мне подсобил. Если бы не он, я бы «вчера» куковала в обезьяннике…

Ну или сама бы справилась! Не такой уж этот Женек герой.

Мы и вправду шли быстро, почти бежали. Мне хотелось, чтобы время шло быстрее. Я так насытилась этим днем, что было тошно проживать каждую его секунду. Мне с первого класса Новый год претит, а ведь в то время он был один раз на триста шестьдесят пять дней.

Сегодня хотелось чего-нибудь здорового, и поэтому мы, к большой радости Женька, пошли в «Пузату хату». И все-таки старая добрая котлета по-киевски с гречкой лучше всяких бургеров, пусть и с двойным мясом.

Салатик я взяла с красной рыбой, которой в нем было чуть больше, чем в пресноводном озере. Несмотря на это, он пришелся в тему, и я так им наслаждалась, что забылась и стала улыбаться.

И тем не менее первыми словами Женька, которые он произнес после того, как мы сели за стол, оказалось это:

– Плохо выглядишь… Что-то случилось?

Эйфория от салатика погасла, как спичка в ураган. Ураганом была я. Почему все сегодня говорят мне, что я плохо выгляжу? Даже Женек!

Я ничего не успела сказать, а он уже понял, какую глупость сморозил.

– Извини! Я имел в виду… Синяки под глазами и…

Он замолк, потому что я махнула рукой.

– Ничего, – сказала я. – Мне все сегодня это говорят. Я уже привыкла. День такой…

Я отодвинула поднос с недоеденной гречкой и, облокотившись о стол, оперлась подбородком на ладони. Грустным взглядом я уставилась на каток. Отсюда его было видно лучше, чем со столов Макдональдса и KFC.

– Какой такой день? – сказал Женек. – Сегодня же праздник!

– Отвратительный день, отвратительный праздник.

Женьку нечем было возразить. Он умолк так же резко, как заговорил. Я в который раз его расстроила.

Не хотелось поворачиваться и смотреть на грустное лицо Женька, поэтому я пялилась на каток. Маленькая девочка лет десяти училась ехать задом. Получалось у нее неплохо, но до того, как какой-то мальчуган на полной скорости ее сшиб. Девочка упала на спину. Ее оранжевый свитер задрался, оголив по-детски кругловатый живот. Я ойкнула и отвернулась. Не люблю смотреть на чужие беды. Зачем, если своих хватает.

– Как день Нового года может быть отвратительным?

Женек недоумевал. Кажется, он делал это все время, которое я наблюдала за девочкой. Настолько мои слова не укладывались в его голове.

– Очень просто, Женек, – сказала я спокойно, на удивление и Женьку, и самой себе. – У меня вся жизнь такая. Все радуются, а я нет. Не пойму, чему радоваться. Почему у этих людей есть причины для радости, а у меня нет? Что за несправедливость?

– Ну, Алиса, ты ерунду несешь.

Теперь голос Женька был не грустным, а жалостливым. Мне от этого стало не по себе. Не люблю вызывать жалость. Хотя, наверное, люди, которые говорят то же, что и я, только жалость и вызывают.

– Это ты сейчас будешь ерунду нести, – сказала я, стараясь не показывать, что слова, а точнее, тон Женька меня обидел. – Будешь говорить, что, мол, для настроения надо есть шоколадных Дедов Морозов, слушать новогодние песни, ходить за подарками…

Я умолкла на полуслове. Что еще я могла сказать? Если продолжу, распалюсь так, что толку от этого разговора не будет.

Уяснив, что я не собираюсь что-то добавлять, Женек сказал:

– Это все правда, но я другое хотел сказать… Точнее спросить.

– Что? – мне показалось, будто я прослушала разговор, а теперь пытаюсь вклиниться.

– Когда ты в последний раз чувствовала себя счастливой?

Вопрос повис в воздухе. Раньше я считала это выражение тупым, но к нынешнему положению оно подходило, как никакое другое. Вопрос висел в воздухе, как комар – хотелось его прихлопнуть, как сигаретный дым – от него слезились глаза, как запах тухлых яиц – становилось тошно. А еще он звучал, как невыполненное обещание. Им он и был. Вряд ли маленькая Алиса хотела еще чего-то от взрослой версии себя, кроме как быть счастливой.

– Давно.

Женек молчал. Внимательно смотрел на меня, ждал продолжения. И я заговорила снова:

– Еще в детстве… В первом классе, помнишь? После того, как мы раскрыли тайну Деда Мороза, я так обиделась… На всех. На маму с папой, на физрука, на соседей, которые спрашивали, что мне Дед Мороз принес…

Я могла продолжать этот список еще долго. До бесконечности. Но запнулась, хотя Женек меня не перебивал.

– Знаешь, почему так? Почему после этого ты больше не чувствовала счастья?

– Ну да, ты-то знаешь. Ты знаток всего на свете.