Я понимала, что Маша озадачивалась не той улыбкой, что была на мне. Она в целом не понимала, что со мной происходит. Может, я бы рассказала ей, как прозрела, как за последние дни пересмотрела всю свою жизнь и как теперь мне жаль, что столько времени я потратила на грусть и злость, когда приятнее было бы сосредоточиться на счастье.
Но когда я закончила с заказом и повернулась к Маше, та уже была далеко. Я не стала к ней подходить, пока не отнесла наполеон и кофе. Только после этого я подошла к хосту и с грустным вздохом облокотилась на него.
– Как же ужасно работать тридцать первого декабря, – сказала Маша.
«Как и в любой другой день» – возникло в голове. Но теперь эта мысль казалась чужеродной. Я задумалась, пытаясь понять, что мне в ней не нравится. Правда, чем дольше я думала, тем больше казалось, что мысль правильная и что спорить с ней бессмысленно. За мгновение до того, как я произнесла ее, Маша сказала:
– Ты что, хочешь возразить?
Искренне возражать мне не хотелось. Но хотелось узнать, смогу ли я найти аргументы для этого. Найти, наконец-то, чему можно порадоваться в рабочей смене тридцать первого декабря.
– Да, – сказала я, и прозвучало это неуверенно, словно я всю жизнь со всеми соглашалась, а тут решила поспорить.
Маша удивилась, даже отпрянула. Я была уверена: если попрошу найти в нашем положении, скажем, десять поводов для радости, она легко справится. Но я хотела сама это сделать.
Я покусала губу, а потом заговорила:
– Людей меньше, чем в другие дни.
– Кстати, да! – сказала Маша удивленно, но радостно.
Она застучала пальцами по столешнице. Видно, задумалась над тем же, над чем и я.
– И в целом люди более радостные, потому что праздник, поэтому не срываются на тебя …
Вообще, это неправда. Взять тех девушек в куртках из крокодилов. Они явно не радостные, ведь сколько я ни старалась, все сводилось к тому, что они просят книгу жалоб.
Но Маша согласилась, потому что проживала этот день впервые и не знала, каким он окажется.
– И снега нет, поэтому не приходится постоянно протирать пол перед входом, – сказала я.
– Броней почти нет, – Маша показала на свой листок, а потом на дощечки с надписью «бронь». – Не нужно разносить досочки.
Мы накинули еще пару вариантов, словно состязались, кто больше приятных вещей вспомнит. А затем я выкинула козырь.
– И не нужно дома помогать резать салаты! – сказала я. – Сразу со смены приходишь на готовенькое!
– Кстати, да… – протянула Маша.
Как и мне, больше всего в праздничные дни ей нравилось бездельничать. Честно говоря, в будние тоже.
Мы перестали состязаться в том, кто больше хорошего в сегодня найдет, лишь потому что пришли гости.
Разобравшись с новым столом, я хотела вернуться на хост, продолжить наше с Машей соревнование. Но тут я услышала, как бабка с третьего зовет меня. Я улыбнулась ей почти искренне и пошла к их столу, пытаясь понять, что с пенсионерами не так. Выглядели они как-то иначе.
– Спасибо большое, девушка! – сказала бабка и, решив, что я здесь все должности исполняю, добавила: – Очень вкусно!
– Я передам повару, – сказала я.
Потом я вспомнила, что десерты у нас привозные. Но бабка и так не заметила моих слов.
– Саш, скажи, вкусно!
– Вкусно, – согласился Саша, прикладывая салфетку к губам и седым усам, словно аристократ. – Но у Юлечки вкуснее получается.
Бабуля так втянула воздух, что мне показалось, будто сейчас она начнет ругаться. Но она сказала:
– Ну конечно! Только… – Тут она повернулась ко мне и со знакомым заговорщицким выражением лица заговорила: – Наша дочь, знаете ли, так вкусно готовит наполеон…
У меня уже глаз дергался от этой занимательной истории. Тем не менее злости я не показывала. Ее почти не было. Я даже нашла чему порадоваться – узнала наконец-то имя маргариновой дочки.
Я пропустила мимо ушей половину бабкиного монолога, поэтому очень удивилась, когда обнаружила, что она печальна. Ну что еще не так?
Пока они с дедом молча лазали по кармашкам, я сказала:
– Что-то не так? Вам что-то не понравилось?
Бабка глянула на меня как-то странно.
– Говорю: нет у меня мелочи вам на чай оставить… Но не волнуйтесь, сейчас найдем…
Как только она это сказала, дед с победным «о!» поднял руку над столом, и, словно красное знамя, над ним колыхнулась пожеванная десятка. Почти в ту же секунду на стол посыпалась мелочь из бабкиной сумочки.
Мне никогда не было противно собирать мелочь или принимать такие вот жеваные купюры. Деньги есть деньги. Но, несмотря на мою мелочность, эти деньги вызвали у меня отвращение. Мгновенное и такое сильное, что я отшатнулась от стола. Я схватилась за край, испугавшись, что упаду. Дело было не в самих деньгах. Нет. Просто я вспомнила бабульку в супермаркете, как она выбирала шоколадку, думая не о том, какая вкуснее, а о том, какая дешевле.
– Нет! – сказала я громче, чем хотела.
Пенсионеры уставились на меня.
– Не нужно, – сказала я, кивнув на деньги.
– Ну как же! Мы же вам хотим приятное сделать… Возьмите… С Новым годом вас.