Она не знала, в какой день муж собирался отдать ей свое послание, но, очевидно, это день, когда он брал с собой портфель. Котаке сформировала образ Фусаги с портфелем на молнии.
– Вы готовы? – спросила Казу тихим и ровным голосом.
– Минутку.
Котаке глубоко вздохнула. Она представила все, что было необходимо, еще раз.
– День, когда он еще помнил меня… письмо… день, когда он пришел… – бубнила она себе под нос.
Ладно, хватит топтаться на месте. Она была готова.
– Я готова, – твердо сказала женщина, глядя прямо в глаза Казу.
Казу кивнула в знак одобрения. Она поставила пустую кофейную чашку перед Котаке и бережно взяла с подноса правой рукой серебряный кофейник. Ее движения были плавными и изящными.
– Просто запомните… – Казу стояла лицом к Котаке, опустив глаза, – …выпейте кофе, пока он не остыл, – прошептала она.
Котаке почти физически ощутила, какой напряженной стала атмосфера в кафе после этих слов.
Казу начала наливать кофе в чашку.
Тонкая черная струйка полилась из узкого носика серебряного кофейника. В отличие от булькающего звука кофе, налитого из сосуда с широким горлом, сейчас напиток лился тихо. Беззвучно и медленно он заполнял белую чашку.
Котаке никогда раньше не видела такого кофейника. Он был небольшим и очень элегантным.
Когда эти мысли пронеслись у нее в голове, из наполненной чашки начал подниматься шлейф пара. Пространство вокруг Котаке замерцало и как будто стало пульсировать. Кафе вокруг теперь казалось миражом. Она вспомнила про саке «Семь счастий».
Нет. Тут определенно было что-то другое. То, что она чувствовала сейчас, вызывало в ней сильную тревогу. Ее тело как будто тоже начало подрагивать и мерцать. Она стала паром от кофе. Казалось, изображение задвигалось в обратном направлении, как при перемотке назад кинопленки. Словно она сама стала паром, а время вокруг нее обратилось вспять.
Котаке закрыла глаза не столько от страха, сколько пытаясь сфокусироваться. Если это действительно путешествие назад во времени, ей нужно быть готовой к тому, что она увидит.
Самое первое изменение в Фусаги, которое заметила Котаке, было просто короткой фразой. В тот день Котаке ждала мужа с работы и готовила ужин. Фусаги был ландшафтным дизайнером. Главное в его работе, как он сам утверждал, – гармония. Сад должен находиться в гармонии с домом – быть не слишком красочным, но и не слишком простым. Рабочий день Фусаги начинался рано и заканчивался ближе к закату. Если не было особой причины задержаться, он сразу возвращался домой. Когда Котаке не работала в ночную смену, она ждала возвращения мужа дома и они ужинали вместе. Настала ночь, а Фусаги все не возвращался. Котаке подумала, что это странно, но предположила, что он, должно быть, решил выпить где-нибудь с коллегами.
Наконец, Фусаги вернулся домой, на два часа позже обычного. Приходя, он всегда звонил в дверь три раза.
Динь-дон… динь-дон… динь-дон… Это был его способ объявить Котаке о том, что он дома. Но той ночью он не позвонил в звонок. Вместо этого Котаке услышала звук вращения дверной ручки и голос снаружи: «Это я».
Котаке в панике бросилась открывать дверь. Она подумала, что ее муж, должно быть, серьезно поранился, поэтому и не смог позвонить в дверь. Но на пороге стоял самый обычный Фусаги. Он снял с плеча сумку с инструментами и немного смущенно сказал: «Я заблудился».
Это произошло в конце лета два года назад.
Будучи медсестрой, Котаке умела распознавать ранние симптомы целого ряда болезней. Она поняла, что это не было простой забывчивостью. Вскоре после того случая он перестал помнить, ходил сегодня на работу или нет. Когда болезнь стала прогрессировать, Фусаги проснулся ночью и сказал: «Я забыл сделать кое-что важное». Когда это случилось, Котаке не кинулась переубеждать мужа; она сосредоточилась на том, чтобы успокоить его и объяснить, что они могут проверить это утром.
Котаке проконсультировалась с врачом втайне от Фусаги. Она была готова испробовать все, что может помешать болезни прогрессировать или хоть чуть-чуть замедлить ее ход.
Но с течением времени Фусаги начал забывать все больше и больше.