Пока не остыл кофе

После закрытия кафе Нагаре сидел один за барной стойкой. Помещение было освещено только настенными светильниками. Перед Нагаре лежали несколько небольших бумажных журавликов. Он сложил их из салфеток. Единственным звуком, который нарушал тишину в маленьком зале, было тиканье настенных часов. Единственным движением – движение рук Нагаре.

Дзинь-дзинь

Прозвенел дверной колокольчик, Нагаре не отреагировал на этот звук, он медленно поставил на барную стойку еще одного журавлика. Котаке вошла в кафе. Она решила зайти сюда по дороге домой, потому что беспокоилась за Кей.

– …

Нагаре кивнул, не отрывая глаз от бумажных птиц на барной стойке. Котаке стояла у входа.

– Как дела у Кей? – спросила она. Котаке узнала о беременности Кей вскоре после того, как об этом стало известно самой Кей. Она никогда не думала, что это так подорвет здоровье молодой женщины. Котаке выглядела такой же обеспокоенной, как и несколькими часами раньше.

Нагаре ответил не сразу. Он взял еще одну салфетку и начал складывать ее.

– Она как-то справляется, – сказал он.

Котаке села за стойку.

– …

Нагаре почесал кончик носа.

– Извините, я так сильно беспокоюсь… – произнес он с виноватым видом.

– О, не переживай… Но разве она не должна быть в больнице?

– Я говорил ей, что должна, но она и слушать не хочет.

– Да, но…

– …

Нагаре закончил складывать бумажного журавлика и посмотрел на Котаке.

– Я был против того, чтобы она оставляла ребенка, – пробормотал Нагаре так тихо, что если бы кафе не было таким маленьким, Котаке не услышала бы его.

– Но повлиять на ее решение невозможно, – сказал Нагаре, глядя на Котаке с легкой улыбкой, а затем опустил голову.

Нагаре сказал, что он «был против», но он не мог настаивать, не мог сказать: «Сделай аборт» или «Я хочу, чтобы ты родила ребенка». Он не мог делать выбор между ними, выбирая Кей, а не ребенка, или, наоборот, выбрав ребенка, а не Кей.

Котаке не знала, что ответить. Она посмотрела на плавно вращавшийся вентилятор под потолком.

– Это тяжело, – согласилась она.

Казу вышла из подсобки.

– Ну как?.. – прошептала Котаке.

Но Казу отвела взгляд от нее и посмотрела на Нагаре. Она не была отстраненной, как обычно; Казу казалась грустной и подавленной.

– Как она? – спросил Нагаре.

Казу молча указала глазами на подсобку. Нагаре посмотрел в ту сторону и увидел медленно приближающуюся Кей. Лицо ее все еще оставалось бледным, походка была неуверенной, но все же казалось, что ей гораздо лучше. Кей прошла за барную стойку и встала перед Нагаре.

– …

Нагаре старался не смотреть на Кей, он внимательно изучал своих бумажных журавликов. Ни Нагаре, ни Кей не произнесли ни слова, молчание между ними с каждой минутой становилось все более напряженным. Котаке замерла.

Казу вернулась на кухню и начала готовить кофе. Она поместила фильтр в воронку и налила горячую воду из котла. Поскольку в кафе стояла полная тишина, было легко понять, что Казу делала, даже если она находилась вне поля зрения. Вскоре горячая вода в колбе закипела. Через несколько минут запах свежего кофе наполнил маленький зал. Как будто разбуженный этим ароматом, Нагаре поднял глаза.

– Прости меня, Нагаре, – пробормотала Кей.

– За что? – спросил он, все еще рассматривая бумажных журавликов.

– Завтра я поеду в больницу.

– …

– Я… меня… госпитализируют, – проговорила Кей каждое слово, как будто пыталась смириться с мыслью, которую по-прежнему не хотела принимать.

– Честно говоря, всякий раз, когда я попадаю в больницу, я представляю, что никогда больше не вернусь домой. Я не смогла принять это решение…

– Понятно, – Нагаре крепко сжал кулаки.

Кей подняла подбородок и уставилась в стену невидящим взглядом.

– Но, похоже, я больше так не выдержу… – сказала она и разрыдалась.

– …

Нагаре молча слушал.

– Это предел для моего тела…

Кей положила руку на живот, который еще не увеличился ни на сантиметр.

– Похоже, что рождение этого ребенка отнимет у меня все… – сказала она с кривой усмешкой. Что касается возможностей ее тела, она знала их лучше, чем кто-либо другой.

– Вот почему…

Кей сказала, что поедет в больницу. Нагаре посмотрел на нее.

– Хорошо… – это все, что он мог ответить.

– Кей, дорогая…

Котаке впервые видела Кей такой расстроенной. Как медсестра она понимала опасность, которая грозит Кей, если она решится родить этого ребенка. Ее тело уже было на пределе, а ведь еще даже не начался токсикоз. Если бы она выбрала прерывание беременности, ни у кого бы язык не повернулся ее осудить, но Кей решила рожать.

– Мне и правда очень страшно… – тихо произнесла Кей. – Интересно, будет ли мой ребенок счастлив… – сказала она, аккуратно положив руку на живот.

– Будет ли тебе одиноко без меня? Ты будешь плакать? – Кей, как обычно, разговаривала с малышом в животе. – Возможно, я смогу только выносить тебя, малыш. Ты простишь меня? – Кей прислушалась, но ответа не последовало.

– …

По ее щеке поползла слеза.

– Мне страшно… Мысль о том, что я не буду рядом со своим ребенком, пугает меня… – сказала Кей, глядя в упор на Нагаре.