Пока Париж спал

– Может, мы не можем забыть, но можем простить.

Его слова удивляют ее. Она понимает, что никогда даже не думала об этом, и была уверена, что он тоже. Прощение.

– Не думаю, что смогу. И не думаю, что хочу прощать.

Давид смотрит в стол.

– А я хочу. Я не буду оправдывать их, но… но я думаю, я бы… я бы мог простить, если бы был лучшим человеком.

– Нет! Ты и так хороший человек! Ты слишком много от себя требуешь! Ты всегда слишком требователен.

– О чем ты?

Сара не собиралась говорить этого, но слов обратно уже не вернуть.

– Ты ожидаешь слишком многого ото всех: от Самюэля, от меня, от себя. Но мы просто люди. Иногда это просто слишком трудно.

Она снова начинает плакать и достает платок из кармана, чтобы вытереть нос.

Давид убирает руку и чешет ею свою бороду.

– Мне жаль, если я был слишком жестким с вами. Я не хотел этого.

Сара смотрит на него краем глаза. Она чувствует его боль и почти слышит слова, которые застряли у него в горле. Как бы ей хотелось облегчить его мучения.

– Давид, мы должны быть благодарны за то, что имеем. Это чудо, что Самюэль выжил. И спас нас.

– Да, он и правда нас спас.

– Разве этого недостаточно?

– О чем ты?

– Не знаю. Может, мы просим слишком многого. Разве недостаточно того, что все мы выжили?

Давид сжимает бороду так, будто хватается рукой за саму жизнь.

– Что ты хочешь сказать?

– Давид, ты знаешь, что я хочу сказать.

– Нет! Нет, не знаю!

Сара отодвигается на стуле и встает, чтобы подойти к раковине и начать вытирать и без того чистую поверхность стола, проглатывая слезы.

Вдруг она чувствует, что Давид стоит рядом с ней.

– Сара, может, тебе стоит навестить Бошама? Это может тебе помочь.

– А ты пойдешь?

Она поворачивается к Давиду, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

– Нет. Я не выдержу встречи с ним.

Глава 84 Сара

Париж, 2 ноября 1953 года

Сара оставляет Сэма у школьных ворот, не переставая думать об этом. Стоит ли ей идти в тюрьму? Если пойдет, то сможет узнать что-то, что поможет ей понять Сэма. И сделать следующий шаг.

Она знает, где находится тюрьма – в четырнадцатом округе, на Монпарнасе. Ехать туда около тридцати минут. То есть полчаса туда, полчаса обратно, а у нее остается еще три часа до обеда. Времени должно хватить. Но Сара боится, она не знает, как почувствует себя рядом с Бошамом и как он поведет себя с ней.

Но она хочет увидеть Сэма его глазами. По фотографиям, которые им показывали, было видно, что их сын был счастливым и здоровым ребенком, любящим жизнь. Она хочет увидеть этого мальчика.

Приставленный к ним психолог посоветовал не копаться в прошлом.

– Я знаю, что теория Фрейда обязательно бы заставила вас разобраться с прошлым, – сказала она. – Но мы считаем, что человеческий мозг подавляет некоторые воспоминания не просто так. Это что-то вроде инстинкта самосохранения. Жизнь продолжается, а не идет вспять. Ну, это пока не изобрели машину времени, конечно.

Она смеется своим отвратительным звенящим смехом.

Сара спускается в метро на станции Сен-Поль. Она выходит на Монпарнасе и оказывается на улице Санте. Оказывается, она никогда раньше не была в этой части Парижа. Серое здание тюрьмы возвышается над узкой улицей. Дрожащей рукой Сара стучит в дверь.

Она слышит, как щелкает замок, и в маленьком квадратном окошке появляется лицо мужчины.

– Да?

– Я пришла навестить заключенного.

– Посещения начинаются с десяти.

Сара смотрит на часы – сейчас всего девять двадцать.

– Вы можете зайти внутрь и подождать. Но мне нужно ваше удостоверение личности.

Сару обдает холодным потом. Трясущимися руками она достает документы, напоминая себе, что быть евреем больше не преступление. Охранник забирает их и записывает номер себе в тетрадь.

– К кому вы пришли?

– Месье Бошам.

– Вы должны покинуть здание к десяти тридцати. Входите и ждите внутри.

Сара спешит к входной двери.

Навстречу ей выходит другой охранник. Он проверяет ее сумочку, а затем провожает до комнаты ожидания. Усевшись на холодный металлический стул, Сара чувствует, как по ее спине бегут мурашки. В комнате очень сыро и холодно. Ее охватывают воспоминания об Аушвице. Жуткий холод, голод и двенадцатичасовой физический труд переносить было очень трудно, но хуже всего – это страх неизвестности, именно он разрушал заключенных. Сара вздрагивает и пытается отбросить неприятные воспоминания. Сейчас все совсем иначе. Тюрьма – это не концлагерь. Только ощущение утраченной свободы, потери контроля над своей жизнью витает в холодной комнате, тут слишком тихо, и от стен исходит кислый запах пота и страха.

Сара пытается собраться с мыслями, придумывая, как лучше всего начать разговор. Ей интересно, каким Сэм был в годик и в два. Какими были его первые слова? Что его веселило? Что расстраивало?

– Можете пройти, – охранник прерывает ее размышления.

Сара делает глубокий вдох и входит в комнату с разбросанными столами и стульями. Ей указывают на маленький столик позади. Когда она садится, в комнате появляются другие посетители и рассаживаются за столы.

– Бошам! – кричит охранник.