Это не может быть он! Худощавый сгорбленный мужчина шаркающей походкой приближается к ней. В ее воспоминаниях он был выше ростом.
Мужчина поднимает взгляд, замедляя шаг, и их глаза встречаются.
– Поторапливайся! – Охранник толкает Жан-Люка в спину. – Твой посетитель ждет.
Сара машинально зажмуривается, будто толкнули ее. Она поднимается, не понимая, как поприветствовать его. Жан-Люк оказывается прямо перед ней, протягивая руки в наручниках. Сара слегка касается его пальцев. Они садятся друг против друга. Сара замечает порез на его щеке. На секунду она задумывается: какого ему в тюрьме?
– Сэм в порядке? – хрипло произносит он и сглатывает.
– Нет. – Другие слова застревают в горле. Сара отворачивается и пытается сморгнуть слезы.
– Что такое?
Жан-Люк сжимает челюсти и выставляет подбородок вперед. Этот жест напоминает ей Сэма, когда тот пытается казаться храбрым и не заплакать.
– Его оторвали от единственной семьи, которую он знал.
Сара выпрямляется, пытаясь сдержать эмоции. Не так она хотела начать этот разговор.
Жан-Люк опускает голову и смотрит в стол.
– Сэм не знает нас. А мы – его. Мы даже не говорим на одном языке!
Жан-Люк не смотрит на Сару. Молчание раздражает ее.
– Вы были бы рады, если бы мы не выжили, правда? Сэму уж точно было бы легче.
– Нет!
Наконец он поднимает взгляд.
– Я не хотел этого. Когда я увидел фотографии… что происходило в лагерях, это было просто… Я не думал, что кто-то способен пережить такое. Я думал о вас, думал…
– Что меня отправили прямиком в газовую камеру!
Сара срывается. Она совсем не хотела об этом говорить. От сказанного ей самой становится плохо.
К их столу подходит охранник. Он стучит по нему палкой.
Сара отпрыгивает, ее обдает потом. Закрывая глаза, она пытается отстраниться и успокоиться. Все идет не так.
– А ну-ка тихо! – Охранник бьет Жан-Люка по плечу. Звук удара заставляет Сару сжаться, но Жан-Люк и глазом не ведет, хотя в его глазах пробегает искра.
– Пожалуйста. У нас все хорошо. Это моя вина.
Сара пытается отбросить растущее чувство жалости.
– Почему вы не стали искать нас после войны? – шепчет она.
– Я… я боялся.
– Боялись чего? Вас посчитали бы героем – вы спасли ребенка от Аушвица.
– Я боялся потерять Сэма.
– Как вы можете говорить так? Думаете,
– Представляю.
Жан-Люк не отводит взгляд.
– Расскажите мне про детство Сэма. Каким он был?
Он улыбается одной стороной лица, и ее сердце снова замирает – это улыбка Сэма.
– Он был тихим ребенком, почти никогда не плакал. Но как только научился ходить – его было не остановить. Ему хотелось узнать все, он постоянно все трогал, ломал и рвал. Мне постоянно приходилось чинить его игрушки. А он восторженно наблюдал.
– Прямо как мой отец. Он тоже всегда хотел знать, как устроены вещи. Расскажите что-нибудь еще.
– Он отлично бегает. Он… собирался участвовать в чемпионате штата.
– Я не знала этого.
– Да. Попросите его показать вам, как быстро он бегает. У него длинные ноги, как раз для бега.
Сара отрицательно качает головой, вспоминая ноги Сэма и ужасную сыпь на них.
– А у него была когда-нибудь экзема?
– Что? – Жан-Люк хмурится.
– Экзема, – повторяет Сара. – Кожная сыпь.
Он молчит несколько секунд, и Сара понимает, о чем он думает. В день, когда она отдала Сэма Жан-Люку, на внутренней поверхности его ножек были красные пятна.
– Когда он был младенцем, в тот день на станции…
– Да, знаю. – Сара замолкает, собираясь с мыслями. – У нас не было мази. Это было ужасно. Но казалось, что это лишь детская сыпь.
Ее охватывают чувство вины и тоска, желание снова заботиться о своем ребенке.
– Не переживайте, она быстро прошла. У Сэма отличная кожа, он никогда не сгорает на солнце, не то что я. – Жан-Люк тут же краснеет. – Но это понятно, с чего ему быть как я. Я не хотел сказать…
– Я знаю.
– У Сэма ваши глаза. Многие люди думают, что они просто карие, но, если внимательно присмотреться, можно увидеть зеленые пятнышки. Цвет зависит от освещения и от его настроения.
Внутри Сары все падает. Она никогда не замечала зеленые пятнышки в его глазах.
– Как он спал? Когда он начал спать всю ночь?
– Мы очень много переезжали, когда только попали в Америку, так что прошло немало времени, прежде чем установился режим.
Сара представляет их беженцами, которые ищут, где бы поселиться. Это совсем не тот образ Сэма, который она ожидала получить, который бы сблизил ее с ним.
– А первые шаги? – продолжает она. – Сколько ему было, когда он пошел?
– Я не совсем точно помню даты, простите. Шарлотта лучше меня помнит такие вещи.
– Шарлотта…
Сара останавливается, мысль о том, что все это время какая-то женщина заменяла Сэму маму, ранит ее.
– Какая она мать?
– Она… – голос Жан-Люка срывается. – Она очень хорошая мама.
На его глазах выступают слезы. Но он сжимает челюсть и гордо поднимает голову.
– Продолжайте. – Реплика Сары звучит строже, чем она хотела.
– Не знаю, что еще сказать.