Пока Париж спал

Самое ужасное в тюрьме – это беспомощность. Он мог смириться с отвратительной едой, с холодом по ночам и даже с постоянным страхом физической расправы. Но беспомощность его просто убивает. Сэм растет без него, Шарлотта должна в одиночку справляться со всем происходящим. Она пишет Жан-Люку почти ежедневно, и он знает, что ей пришлось продать дом и переехать в квартиру поменьше в пригороде, где она нашла работу переводчиком. Ее горе читается между строк. Иногда Жан-Люк не может дочитать ее письма и возвращается к ним позже, когда соберется с силами. А сегодня он совсем не чувствует себя сильным.

– У тебя посетитель! – кричит надзиратель, ударяя по решетке своей палкой.

О, господи! Ему совсем не хочется снова встречаться с Сарой Лаффитт.

Жан-Люк идет вслед за надзирателем по коридору, затем через двойные двери они входят в зал ожидания. Надзиратель палкой указывает на темноволосого мужчину с длинной бородой, сидящего за столом для посетителей. Он так сжимает края стола, будто боится упасть. До Жан-Люка внезапно доходит: это он! Это точно он, Давид Лаффитт.

Сердце бешено колотится, когда он приближается к столу. Он пытается протянуть свои скованные наручниками руки, чтобы поприветствовать посетителя, но Лаффитт даже не думает встать или хотя бы оторвать руки от стола.

– Месье Бошам. – Он смотрит на Жан-Люка из-под своих густых темных бровей.

Жан-Люк садится и кивает в знак согласия. Ждет, пока Лаффитт что-нибудь скажет, но тот молча продолжает сверлить его взглядом.

– Не знаю, чего вы хотите от меня.

Жан-Люк потирает своими занемевшими руками виски, пытаясь заглушить пульсирующую боль.

– Чего мы от вас хотим? – Лаффитт сужает взгляд. – Получить обратно девять лет жизни нашего сына.

Жан-Люк разминает шею и закрывает глаза. Головная боль становится сильнее.

– Вы знаете, что испытывает родитель? – Лаффитт говорит грубо, повышая голос. – Когда не знает, жив ли его ребенок. Мы не знали, оплакивать ли его или продолжать поиски.

– Послушайте. Если бы не я, ваш сын бы не выжил. Теперь он вернулся. Почему бы вам не отправиться домой и не позаботиться о нем? Вы уже отомстили.

– Отомстили! Вы думаете, дело в мести? – Лаффитт еще громче выкрикивает эти слова.

– О чем же еще? Что вам от меня нужно? – Жан-Люк тоже повышает голос.

К ним подходит охранник. Он со всей силы бьет палкой по столу.

– Я уже говорил тебе. Сиди тихо!

Он кладет палку под подбородок Жан-Люка и выкручивает его так, чтобы сделать заключенному больно.

Внезапно Лаффитт падает на стол и начинает биться в судороге, будто в припадке.

– А с ним что? – Надзиратель поднимает голову Давида. Его лицо посерело и покрылось каплями пота. В его глазах стоит дикий ужас.

– Я думаю… думаю, вы его напугали.

– Я? Я просто сказал тебе сидеть тихо.

Лаффитт сидит молча и неподвижно, как статуя. Жан-Люк кладет руки на стол и пытается дотянуться до него. Лаффитт смотрит на него дикими глазами, но сжимает запястья Жан-Люка, пытаясь ухватить ртом воздух.

Надзиратель удаляется, громко топая ногами.

Какое-то время мужчины сидят в тишине. Жан-Люк ждет, пока Лаффитт придет в себя.

– Прошу прощения, – наконец выдавливает он. – Это просто… столько воспоминаний.

– Все в порядке. Все прошло.

Давид смотрит Жан-Люку прямо в глаза и спрашивает:

– Прошло? Разве? Это никогда не пройдет.

Жан-Люк понимает, о чем он, и пытается сменить тему:

– Как ваша жена?

– Она… Ее очень расстроила ваша встреча.

– Мне жаль. Я не хотел ее расстроить.

– Она надеялась побольше узнать о Самюэле, но вместо этого вернулась в еще большом отчаянии.

– Я совсем не хотел этого. Ваша жена хотела, чтобы я поделился подробностями о жизни Сэма, но я совсем ничего не мог вспомнить – ни когда он сделал первый шаг, ни когда он проспал всю ночь в первый раз. Я не помню таких вещей.

– Понимаю. – Лаффитт потирает глаза, будто очень устал от происходящего. – Что же тогда вы помните?

Жан-Люк задумывается на несколько секунд, и в его голове всплывает живое лицо Сэма.

– Его улыбку. Смешные вещи, которые он говорил. Как он выставляет вперед подбородок, когда пытается добиться своего. Как обнимал меня своими длинными тонкими ручками. Сладкий запах мальчишеского пота. Как он смотрел на меня удивленными глазами, когда я читал ему…

Лаффитт опускает руки на стол.

– Достаточно, – говорит он, выпрямляясь на стуле. – Почему вы не завели собственных детей?

Жан-Люк хмурится.

– Мы хотели. – Он замолкает на мгновение, сомневаясь, стоит ли продолжать. – Но… было непросто. Шарлотта не могла иметь детей. Нам сказали, что это может быть последствием длительного голодания во время оккупации. Она была так молода, ее тело только формировалось.

– О. – Теперь Лаффитту не по себе, его бледные щеки слегка краснеют.

– Врачи сказали, что не могут помочь. – Слова буквально срываются у него с языка, и он чувствует облегчение. – Они сказали, что правильное питание и здоровый образ жизни все поправят, но этого так и не произошло.

Жан-Люк разглядывает Лаффитта и с удивлением замечает черты Сэма в его темных, умных глазах и в его манере округлять их, задумавшись над чем-то серьезным.