Пока Париж спал

– Хорошо. Прекрасно. Как ваша работа?

– Неплохо. Коллеги дружелюбные, и сама работа мне нравится.

Работа у меня не требовательная – просто перевожу юридические документы. Небольшой заработок позволяет покрыть аренду однокомнатной квартиры и понемногу откладывать каждый месяц на самолет до Франции, когда вернут паспорт.

Позднее тем же днем, когда возвращаюсь с работы и машинально проверяю почтовый ящик, я нахожу в нем конверт. На нем французская марка, но это не почерк Жан-Люка. Я разрываю конверт, сердце бешено колотится от мысли, что его мог написать Сэм.

Но нет. Начинается оно со слов: Дорогая миссис Бошам… Мое сердце замирает. Я продолжаю читать, пульс учащается. Они хотят, чтобы я приехала!

Прижимаю письмо к груди. Я снова увижу своего сына. Снова и снова читаю письмо. Сара Лаффитт и правда его любит. По моим щекам стекают слезы, размывая все вокруг. Она всегда любила его, все эти годы продолжала его искать. И никогда не сдавалась.

Чувство вины пронзает мое сердце. Мы должны были их найти. Мы могли это сделать. Это было бы правильно и честно. Но нет, мы выбрали простой путь, позволили себе поверить, что они погибли в Аушвице. После всего, что им пришлось пережить, теперь это – найти сына спустя девять лет и осознать, что это больше не их ребенок, что он даже не говорит на их языке. Как им узнать Сэма? Мы сделали это невозможным.

С тяжелым сердцем я поднимаюсь в квартиру, сжимая в руке письмо. Каждое слово врезалось в мой мозг. Самюэль здесь несчастлив. Чувствую, что она недоговаривает. Я догадывалась, что все плохо, но увидев эти слова на бумаге, написанные его биологической матерью – теперь знаю наверняка. Он так обезумел от горя, что даже его родная мать не знает, что делать. Она готова на все ради его счастья, даже позволить нам увидеться. Господи, спасибо, что она любит его так сильно. Но что теперь? Сара ждет, что я перееду в Париж? Что мы вместе будем его растить? Вряд ли. Видеть, как твой собственный ребенок любит другую женщину как мать, нестерпимо больно. Неужели она готова отдать его? Миссис Лаффитт правда способна на такое? Разве сможет мать, уже потерявшая своего ребенка однажды, пережить это вновь?

Глава 89 Шарлотта

Санта-Круз, 17 ноября 1953 года

В Санта-Круз еще тепло, но я знаю, что в Париже в это время года холодно. Я всю неделю думала, что надеть. Сэм обожает мое желтое летнее платье с маками на оборке, но оно не подойдет для французской зимы. Вместо него надеваю прямую бежевую юбку и кремовую блузку, прихватив с собой шерстяной кардиган и куртку.

Я стою на кухне, с нетерпением ожидая такси. Оглядывая белые стены, я гадаю, вернусь ли когда-нибудь в эту квартиру. Надеюсь, нет. Здесь очень одиноко. Ровно в семь утра звенит дверной звонок. Я беру чемодан и легкий кашемировый шарф с вешалки.

– Аэропорт? – Водитель такси вопросительно смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Да, пожалуйста.

– Куда летите?

– В Нью-Йорк, а потом в Париж.

– У вас там семья?

– Да.

– Мне показалось, я расслышал акцент. Вы француженка?

– Да.

Он смотрит на меня в зеркало, будто пытаясь понять, кто я такая.

– Не слишком разбомбили они Париж во время войны, да?

– Нет, не слишком.

Я не хочу показаться грубой, но и разговаривать тоже не хочу.

– Не то что Лондон. Они и правда разнесли его, да?

– Да. – Я решаю отвечать односложно. – Зато Париж был в оккупации.

– Точно. Им даже не пришлось бомбить его, чтобы подчинить себе.

Я отворачиваюсь и смотрю в окно. Надеюсь, ему понятно, что продолжать разговор я не намерена. Водитель стучит пальцами по рулю, будто бы в такт какой-то песне у него в голове. Я рассматриваю остающиеся позади улицы: дома с длинными лужайками, почтовые ящики на деревянной ножке, ожидающие утреннюю почту. Все так отличается от Парижа, но уже такое родное. Я начала чувствовать себя здесь как дома и теперь думаю, не покажется ли Париж мне чужим.

– Они просто вошли в Париж, и все, да?

Вот бы он просто замолчал. Я громко вздыхаю и надеюсь, что он понял намек.

Выходя из машины, я протягиваю водителю доллар чаевых, чтобы отблагодарить за молчание.

Как я рада наконец-то сесть в самолет и вернуться во Францию. Я впервые полечу на самолете и немного переживаю, когда мы так сильно разгоняемся для взлета. Схватившись руками за край сиденья, я гадаю, как Сэм перенес перелет. Боялся ли он? Держал ли его кто-нибудь за руку во время посадки? Мысль о том, что мой сын пережил это в одиночестве, без меня или Жан-Люка, наполняет мое сердце грустью.

– Желаете что-нибудь выпить?

Бортпроводница останавливается у моего сиденья с тележкой, уставленной миниатюрными бутылочками.

– Нет, спасибо.

Мужчина сбоку от меня отрывается от газеты.

– Одно пиво, пожалуйста.

Он наливает напиток в пластиковый стакан.

– Куда летите? – спрашивает он.

– Нью-Йорк. Потом Париж.