Слишком поздно. Она сделала это. Отдала своего ребенка. Ее руки пусты, теперь у нее нет ничего, кроме своего тщедушного тела. Окаменеть. Ей надо окаменеть. Это защитит ее. Ее физическая оболочка находится в этом вагоне для скота, но ее сердце и душа всегда будут с Самюэлем. И она найдет его, так она себе пообещала.
– Сара, это ты?
Кто-то дернул ее за рукав.
Она неохотно обернулась и увидела знакомое лицо, которое никак не могла вспомнить.
– Это я, Мадлен. Из школы.
– Мадлен Голдман.
Произнеся это имя, Сара будто вырвалась из оцепенения и вернулась в настоящее.
Мадлен сжала ее руку, на ее глазах выступили слезы.
– Куда они везут нас?
– Я не знаю.
– Они уже забрали моего мужа. – Мадлен потянулась за второй рукой Сары и крепко ее сжала. – Надеюсь, они везут нас туда же.
Она посмотрела Саре прямо в глаза.
– Слава богу, у нас нет детей.
Сердце Сары перестало биться, невысказанные слова комом застряли в горле. Как она может такое говорить? Откуда она знает?
Она вырвала свою руку из руки Мадлен, ее сердце сжалось в тугой комок. Невозможно было дышать. У нее перехватило дух. Но потом дыхание внезапно вернулось. Она всхлипнула, затем еще раз, плач с болью вырывался из ее груди. Мадлен обхватила ее руками и прижала к себе.
Так они стояли несколько часов, прижавшись друг к другу, пока поезд ехал вперед. Мадлен все говорила и говорила, о войне, об исчезновении членов семьи и друзей, о том, куда их могли везти. Но все, о чем могла думать Сара, был Самюэль. Где он теперь? Накормлен ли он? Плакал ли он в поисках матери? Ее собственный страх, голод и неутолимая жажда были для нее пустым звуком. Она может терпеть, и она будет терпеть. Но Самюэль. Он такой маленький, такой невинный. Мысль о его страданиях ранила ее прямо в сердце.
Женщина рядом с ними тихо стонала, а ее сын цеплялся руками за подол ее юбки. Какой-то мужчина молился, кто-то плакал, некоторые просто молчали. Люди начали справлять нужду в ведро, стоявшее в углу вагона, и оно уже переполнилось, солома едва ли успевала впитывать содержимое. Застарелый запах пота, мочи и дерьма стоял у Сары в горле. Она уткнулась головой в плечо Мадлен. Ей и самой ужасно хотелось в туалет, но она не смогла бы сходить перед всеми этими людьми.
– Когда они выпустят нас? – прошептала Мадлен ей на ухо.
В вагоне могло и сидеть только несколько человек, для остальных не хватало места. После долгих часов на ногах голова Сары начала кружиться, а колени – подкашиваться. Вдруг кто-то толкнул ее локтем.
– Ваша очередь сидеть.
Она поняла, что была очередь, только десять человек могли одновременно сидеть. Сара медленно опустилась на пол, аккуратно распрямляя затекшие конечности. Ее грудь была твердой, дотрагиваться до нее было больно, и она воспользовалась возможностью помассировать ее, давая молоку выйти наружу. Молоко для Самюэля. Она изо всех сил зажмурилась, не давая слезам выход, и молча стала молить Господа о том, чтобы кто-то другой сейчас кормил ее сына.
Когда она вновь открыла глаза, то заметила, что Мадлен смотрит на влажные пятна на ее льняной блузке. Их можно было разглядеть в тусклом свете вагона без окон.
– Мне так жаль. – Голос Мадлен дрожал. – У тебя есть ребенок?
Сара была благодарна за то, что она употребила настоящее время. Это вселяло в нее надежду. Она заговорила медленно, неохотно, каждое слово причиняло ей боль:
– Самюэль. Ему всего один месяц. – Мадлен сжала ее руку. – Я отдала его. Чтобы его спасли.
– Ты поступила правильно. Можешь представить себе, как бы ты кормила ребенка здесь? Мы сами обезвожены.
– Нужно связаться с моим мужем, Давидом. Он где-то в поезде.
– Мы напишем ему записку, и я попрошу кого-нибудь из мужчин ее передать. – Мадлен помолчала с секунду. – Они ведь не позволят мужчинам и женщинам находиться вместе, правда?
Сара покачала головой, зная, что их разделят.
– Они дают мужчинам другую работу, – продолжила Мадлен. – Их работа труднее. Мы, наверное, отправимся на кухню. Скорее всего, это будет огромный трудовой лагерь, возможно, шахта.
Сара кивнула.
Мадлен достала из нагрудного кармана блокнот и ручку.
– Пиши мелко, чтобы бумажку легко можно было спрятать. Никогда не знаешь, что может произойти.
Но они знали. Знали, что их везут в какое-то страшное место, где с ними будут жестоко обращаться, где они могут умереть. Они знали, но все равно цеплялись за надежду.
Сара написала маленькими, аккуратными буквами: