Я решаю предложить ему выпить кофе. Я хочу, чтобы он знал – я обычная мать, а не какое-то незнакомое лицо. А еще я могу выведать у него что-то о процессе. Я подхожу к полицейской машине, выпрямив спину и высоко подняв подбородок.
Офицер выходит наружу, когда я приближаюсь, разглаживая свои помятые штаны и поправляя фуражку.
– Доброе утро, мэм.
– Доброе утро…
– Джон, – заканчивает он за меня.
– Доброе утро, Джон. Я хотела спросить, не хотите ли вы зайти и выпить кофе?
– Не уверен, что это будет уместно.
– Понимаю. – Я смотрю на него и замечаю, что его руки слегка трясутся, когда он снова поправляет фуражку. – Что вы думаете я собираюсь сделать? Запереть вас в своем доме и сбежать?
Джон смеется. Его смешок выходит высоким и нервным, и он пытается замаскировать его кашлем. Он сжимает руку в кулак и подносит к его губам, чтобы скрыть кашель. Пытается казаться мужественным.
– А еще у меня есть немного домашнего печенья, – говорю я, направляясь в сторону дома.
Как я и предполагала, Джон не хочет показаться грубым, поэтому идет за мной. Когда он входит в дом, он снимает фуражку и нервно водит по ней рукой, покручивая ее между пальцев, снова и снова.
– Проходите на кухню.
Он наблюдает, как я насыпаю кофейные зерна в кофемолку и поворачиваю ручку.
– Ух ты, – улыбается он. – Настоящий кофе.
– Да, мы любим хороший кофе.
На минуту повисает молчание, затем Джон снова откашливается.
– Не переживайте, что вам приходится вот так следить за мной. – Я хочу его успокоить. – Вы просто делаете свою работу.
– Да, это не самая интересная ее часть. Я предпочитаю работать на выезде.
Офицер хлопает себя рукой по животу, словно уже набрал несколько килограммов за те три дня, что сидит в машине.
– Есть ли какие-то новости о процессе? – Я стараюсь говорить непринужденно.
– Нет, но не беспокойтесь. Он быстро закончится, потому что речь идет о маленьком человеке.
– Маленьком? – Я хмурю лоб. Сэм самая большая фигура в этом процессе.
– Да, поскольку дело касается благополучия ребенка, его будут разбирать в первую очередь.
– Но как только они поймут, что Жан-Люк не похищал, а спас Сэма, они прекратят процесс, так ведь? Они ведь не могут в самом деле осудить его за похищение, верно?
– Миссис Бошам, я не могу ничего вам рассказывать. Да я ничего и не знаю.
Я поставила его в неудобное положение. Он потягивает кофе, хотя оно еще слишком горячее. Готова поспорить, он мечтает быстрее вернуться в машину.
– Простите меня, конечно, вы не знаете.
Я делаю глубокий вдох.
– Как ваш малыш? – спрашиваю я.
– Замечательно. Чудесный малый. Только, кажется, ему не очень нравится спать.
– О боже. У нас с Сэмом никогда не было таких проблем. Он всегда хорошо спал.
– Видимо, вам повезло.
– Ага, – продолжаю я. – Он любил поспать и поесть. Мы называем это
– Спасибо за кофе, миссис Бошам.
Джон решительным движением ставит чашку на стол и встает.
Когда я провожаю его до машины, я вижу удаляющегося почтальона. Про себя я молча молю Бога, чтобы в почтовом ящике было письмо от Жан-Люка. Ожидание меня убивает. Я не могу спать, не могу есть. Я еле заставляю себя что-то делать. Я оглядываюсь на дом Мардж. Я думала о том, чтобы сходить к ней и рассказать правду, но почему-то мне кажется, что она еще не готова выслушать ее. Забавно, как быстро все эти дружелюбные соседи буквально растворились в воздухе. Я надеялась, что хотя бы один из моих так называемых друзей придет ко мне, чтобы выслушать мою сторону. Возможность все объяснить, даже если они не поймут, могла бы помочь мне. Но шторы на кухонных окнах задернуты, и последнее время никто не выходит во двор.
Когда я открываю задвижку в задней части почтового ящика, то вижу один-единственный тоненький конверт. Я тут же достаю его и проверяю почтовую марку. Франция. Я вскрываю его.