Пока тебя не было

Это как с ямами на лондонских дорогах. Выкапывают яму, и выглядит это все так пугающе, эти дыры в асфальте, щебень, рубец, голая земля и грязь так близко к поверхности города. Потом ее засыпают, заделывают, и вид у этого места такой новый и не совпадающий с тем, что кругом, черная, блестящая асфальтовая заплатка, стоящая горбом среди старой, затертой дороги. Но потом, через какое-то время, ее укатывают, она становится пыльной, неотличимой, так что уже не разберешь, где старый асфальт, где новый, с виду и не поймешь, что здесь что-то было не так.

Он попросил ее выйти за него замуж: сделал предложение на верхнем уровне автобуса, шедшего по Роузбери-авеню. Встал на колено, и она так удивилась, что решила, будто он ищет то, что потерял. Запонку или, может, монетку. Кольца не было, у них не было денег на украшение, но тогда ни у кого не было денег, война только кончилась. Так они обручились. Обручились? Да. Но потом он сказал, что пожениться они не смогут, не совсем, пока нет: ему надо было кое-что сперва уладить. Так было? Гретта не может вспомнить. Он заверил, что они, считай, женаты: так, что ли? Он просил ее выйти за него замуж или просто сказал, что они пока не могут пожениться, но потом поженятся, как только будет можно, и она подумала, что это имеет какое-то отношение к тому, что с ним случилось на войне, ко всем тем ужасам, которые он видел, поэтому и не стала на него давить, он ведь терпеть не мог об этом говорить. Он внес платеж за дом, сказал он, славный дом с садом позади. Они въехали туда. Он подарил ей обручальное кольцо: сказал, тебе понадобится. Гретта это помнит, как он сказал: тебе понадобится, и она обрадовалась. Обрадовалась? Она обрадовалась кольцу или плакала на кухне их славного нового дома, держа кольцо большим и указательным пальцами? Это была она или кто-то другой? Дело в том, что ей было так страшно, она уже была беременна и не знала, что делать: домой она такая поехать не могла, не могла сказать матери, та умерла бы от стыда, поэтому ей пришлось остаться с этим мужчиной, надеть кольцо – оно застряло на суставе, и на мгновение ей показалось, что оно слишком мало, но потом все подошло, и вот, пожалуйста. Она сказала, что хочет пойти сфотографироваться, и он ответил «да», что она восприняла как добрый знак. И фотография, когда они ее получили, была просто прелесть. Она заказала три экземпляра. Один отправила матери, второй оставила себе, а третий отдала Роберту, сказав, что он может послать его своей семье, которая, как она знала, жила в Слайго. Когда на камине появилась фотография, а на пальце кольцо, на душе стало легче. Она представлялась как миссис Риордан, говорила, да, жду, в феврале, да, первый, нет, мне все равно кто, лишь бы все пальчики были на месте. Она даже осмелела настолько, что пошла к мессе, где соврала священнику, что они поженились в Ливерпуле. Она что, правда это сделала? Она могла такое сказать священнику? Она утешала себя, что это неважно, что они, считай, женаты, не имеет значения, что она нашла третью фотографию в ящике, что ее не послали в Слайго, она была с ним, он был с ней, и, кроме этого, все было неважно. Когда родился Майкл Фрэнсис, Гретта поняла, что в жизни не видела младенца прекраснее: хорошенький, здоровенький, такой славный, никогда не плакал, часами сидел на одеяле в кухне на полу. Она катила его по Хайбери, выставляла напоказ в скрипучей коляске под весенним солнцем, и как-то никто ни о чем не заговаривал, и вскоре она опять оказалась в положении, а Роберт получил работу в банке побольше, и он был занят, он стал счастливее, жизнь казалась такой чудесной, почти слишком чудесной, чтобы быть правдой.

– Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, – произносит Гретта, возвращаясь к кольцеобразному, бесконечному порядку слов и по-прежнему сжимая руку мужниного брата, – Господь с Тобою.

Клэр стоит над ним. Он снова видит ее ступни, которые теперь обрамляет налипший песок.

– Разумеется, я ни с кем не спала, – произносит она где-то над его головой. – Что за нелепая мысль. С кем мне спать, скажи на милость?

– Не знаю. С кем-то из университета или…

– С кем-то из университета? – Ступни Клэр разворачиваются, идут прочь, потом останавливаются. – Ты думал, я стану спать с кем-то из университета? Но… они мои друзья, Майкл. Самые интересные друзья, что у меня были с тех пор, как я ходила…

Она умолкает, делает еще несколько шагов напряженными ногами, потом поворачивается:

– Не знаю, что тебе сказать.

Голос у нее уже не злой, просто озадаченный.

– Прости, – бормочет он. – Прости. Я просто почти никогда не знаю, где ты. Ты всегда уходишь, ничего мне не рассказываешь. Я просто подумал, что ты можешь захотеть… не знаю…

– Захотеть – что? – спрашивает Клэр, снова останавливаясь над ним.

Он не отвечает, его сердце колотится в дверь грудной клетки, отчаянно ища выход.

– Что захотеть, Майк?

Он не может поднять глаза: не хочет видеть призрак Джины Мэйхью, который, он уверен, будет здесь, с ними, на пляже. Он не хочет его видеть – не здесь, не сейчас.