Пока цветет жасмин (СИ)

Ритуальный нож, который она использовала в ритуале, так и лежал в тумбочке. Так же медленно она подошла к тумбе, начала в ней копаться, хотя клинок был вот, прямо сверху.

— Не затягивай, девочка. Я, конечно, терпелив…

Экс-демон вздрогнула.

Как ни оттягивай время — а делать все равно придется.

А за спиной — довольное гуление и сопение. Палами подошла к столу, а ребёнок как назло теперь улыбнулся ей. Впервые, своей маленькой крошечной детской улыбочкой. Своей первой улыбкой, которая так свойственна новорожденным. И чем больше ребёнок делала детских, ещё не осознанных попыток улыбнуться, тем сильнее у неё сжималось сердце. А если бы она сама была матерью? Если бы был выбор: убить ребёнка или спасти мужа, чтобы она выбрала?

Дрожащими руками бывшая демон взяла ритуальный нож и подняла его.

— Ты сделаешь уже это? — Палами видела, что у Смерти явно терпение не бесконечное. — Просто убей его и вскоре ты увидишь мужа. Или нет? Я тогда пойду. У тебя есть выбор. Что-то Аластар дал слабину в твоем воспитании. Первый раз вижу такого, пускай и бывшего демона.

При упоминании имени учителя, Палами прикусила губу и, взявшись обеими руками за рукоять ножа, подняла его над девчушкой. Не отрываясь, она смотрела в ясные глазки, светящиеся загадочным светом. Почему она не плачет? Ведь дети чувствуют нависшую угрозу? Так почему?!

Стремительное движение клинка, и…

— Я не могу!

Палами с силой швырнула нож в стену.

— Только не она! Кто угодно — женщина, мужчина, старик! Но дети — нет!

Упала на колени и закрыла лицо руками.

Больше надежды нет… Своими руками она сейчас заперла возлюбленного навеки в той страшной темнице…

Мадам провела ладонями по лицу, вытерла слезы, которые теперь градом катились из глаз, посмотрела на свои дрожащие руки, а потом на Смерть. Тот тоже смотрел на неё, оставаясь таким спокойным и уравновешенным, как будто она должна была скушать шоколадную конфету, а не убить ребёнка.

«Прости меня, Люцифер. Я не смогла это сделать. Нет, я бы убила любого, но только не её. Она имеет право жить, и я найду другой способ. Я проявила слабину сейчас, тогда, я всегда её проявляла, когда речь шла о детях. Я обменяла твою жизнь на её, и все… Умоляю, прости меня!»

И слезы ещё сильнее полились из её глаз. А ребёнок, чувствуя насколько больно экс-демонице, тоже стала всхлипывать. Смерть глубоко вздохнул и перенес новорожденную на кровать

— Не убивайте ее… Пожалуйста…

Палами смотрела, как Всадник почти нежно укладывает ребенка среди подушек. И даже не поверила своим глазам, когда Смерть вытащил из кармана шарик-погремушку на толстой ножке и протянул радостно гукнувшей малышке.

Вот он выпрямился и загадочно проговорил:

— Маленькие люди, пожалуй, единственное, что уравновешивает все остальное. Они настолько чисты и светлы — светлее я видел только перворожденный свет.

Всадник повернулся к экс-демонице.

— Знаешь, душа ребёнка самая чистая и светлая. Это, действительно, создания Творца, милые, безгрешные. На них нет грехов, которые так свойственны им, людям. Это маленькие ангелы, которые достойны светлой жизни. Ты правильно сделала, что его не убила. Я не убийца, монстр и не злодей. Я порой просто делаю свою работу, слежу за естественным ходом событий. И ты правильно сделала, что не убила его. Тогда, когда ты сказала Аластару «Нет» ты показала характер, который у тебя есть. Ты показала свою душу, не такую, как у других демонов, не черную. Это достойно уважения. Тоже самое ты сделала и сейчас.

Палами так и сидела на полу, удивленно смотря на Всадника.

— Что… Что это значит? Вы…

— Это значит, что ты выполнила свою часть сделки, бывший человек и демон. Я открою Клетку и выпущу Люцифера.

Всадник опять повернулся к кровати.

— А вот ребенка тебе стоит вернуть обратно. Ее приемные родители скоро обнаружат пропажу.

Палами даже моргнуть не успела — как осталась в комнате наедине со сосредоточенно изучающей погремушку малышкой.

Она поверить не могла во всё происходящее. Неужели это было просто испытанием и жестоким уроком?.. Она и не должна была его убивать и правильно сделала, что отказалась. А вот если бы убила, то никогда бы не увидела мужа.

«Для чего он такое сделал, — подумала мадам и поднялась с пола, подошла к малышке и взяла её на руки. — И как я тебя отнесу? Я не могу перенестись… Эх… Ладно, придумаю что-то. Главное, что все позади».

Палами не удержалась — следующие минут десять после ухода Всадника, она тетешкалась с радостной малышкой.

А потом задумалась. Конечно, её нужно было вернуть обратно священнику и попадье, ведь ребёнка похищать — дело неблагодарное.

И она решилась.

— Бальтазар… Кхм! Бальти! Я помню, что ты твердо вознамерился не приходить, но сейчас помощь нужна не мне!

Но реакции не было. Ангел, видать, был сильно чем-то занят и не слышал… Или просто не хотел слышать.

— Бальти, последний раз говорю! Я же тебя через ритуал сейчас призову!

И угроза подействовала. Около входной двери появился Бальтазар. И опять картина-дэжавю. Та же серая футболка, тот же пиджак, бокал виски в руках.