Только когда дверь спальни младшей дочери со стуком закрылась, Лоррейн заговорила снова.
— Тебе это не понравится, — предупредила она мужа. — Сядь.
Адам нахмурился и остался стоять на месте.
— Что-то выяснилось по расследованию?
Лоррейн покачала головой.
— Это Грейс. — Увидев встревоженное лицо Адама, она поспешила замахать руками. — Она наверху. С ней все прекрасно. — Она помедлила и многозначительно добавила: — Прекраснее не бывает.
— В чем дело? — Адам скрестил руки на груди.
Теперь, глядя на его сильные предплечья, Лоррейн чувствовала небольшое облегчение оттого, что он дома и вот-вот разделит с ней это непомерное бремя.
— Скажи мне.
— Она бросает школу и выходит замуж, вот так, — выдавила из себя Лоррейн. Произнести это было ох как непросто…
Адам подошел к шкафчику для спиртного, извлек оттуда бутылку скотча и налил себе стакан. Усевшись, супруги долго смотрели друг на друга с противоположных концов стола. Дом погрузился в тишину, нарушаемую лишь тиканьем больших кухонных часов, которое вдруг стало казаться ужасно громким.
Адам провел ладонями по лицу.
— Боже мой… Неужели это правда? — только и произнес муж.
«Он устал и явно уже не волнуется, как выглядит в данную минуту», — с долей сочувствия подумала Лоррейн. Сейчас ей казалось, будто вся семья рушится вокруг нее.
— И она будет жить у родителей Мэтта, пока они с Мэттом не найдут работу и собственное жилье.
— Она нарочно тебя доводит. Это просто выдумка, чтобы тебя позлить.
— Думаю, она говорила об этом довольно серьезно. — Лоррейн знала, когда дочь прибегала к пустым угрозам. Сейчас все было иначе.
— Но почему?
— Потому что она явно нас ненавидит. Или, скорее, она ненавидит меня. И из сказанного ею я поняла, что она спит с Мэттом.
— Черт возьми, — яростно бросил Адам. — Ты пробовала хоть как-то вразумить ее?
Дверь кухни вдруг открылась, и на пороге возникла Грейс с подносом в руках. Она съела принесенный Лоррейн ужин.
— Спасибо, мама, — спокойно, будто ничего не случилось, поблагодарила Грейс и поставила тарелку в посудомоечную машину.
Адам уставился на нее, потеряв дар речи.
— Я знаю, о чем вы тут разговариваете, — сказала Грейс, распрямив плечи и вытянувшись.
По лицу дочери Лоррейн понимала, что она плакала, хотя и держалась теперь изо всех сил, чтобы не выдать этого.
— Милая… — начала было Лоррейн. И тут же осеклась. Милая — и что дальше? Милая, нам бы хотелось, чтобы ты была благоразумнее? Милая, нам бы хотелось, чтобы ты больше походила на свою сестру? Милая, нам бы хотелось, чтобы тебе снова было одиннадцать?
— Что, мама?
— Мы с папой только что обсуждали… говорили об этом, ну, ты понимаешь, о твоем решении выйти замуж. О том, что ты собираешься уйти из дома.
— Я на самом деле не шучу, — заявила Грейс. — На тот случай, если вы думаете, что эта блажь пройдет.
Она сверкнула подаренным по случаю помолвки кольцом, демонстрируя его отцу, и добавила:
— Этого не будет.
Адам и Лоррейн испытали момент ужаса, причем каждый — по-своему. Лоррейн — внутренне, ее сердце дрогнуло и сжалось в материнской груди. Адам же ссутулился, его кулаки теперь сосредоточенно сжимались и разжимались. Нет, не такую жизнь они планировали для своей дочери!
Наконец Адам хватил кулаком по столу, заставив стакан подпрыгнуть. Потом разъяренный отец поднялся, грозно возвышаясь над дочерью. Грейс сделала шаг назад.
— Черта с два! — взревел Адам.
Грейс вылетела из кухни.
Вздохнув и бросив возмущенный взгляд на Адама, только осложнившего ситуацию, Лоррейн поспешила за дочерью.
А потом, наверху, Лоррейн сидела рядом с Грейс, бросившейся на кровать прямо в одежде. Гладила дочь по спине, по волосам, по плечам, спрашивая себя, как же та могла даже помышлять о том, чтобы так легкомысленно выбросить свою жизнь на ветер. От Лоррейн требовалась колоссальная сила воли, чтобы шептать всякую чепуху о том, что все будет в порядке, что все как-нибудь наладится, что она совершенно не сердится. Так Лоррейн, должно быть, и заснула, потому что, проснувшись и продрав сначала один глаз, а потом и другой, обнаружила, что лежит, свернувшись калачиком, рядом с дочерью, а за окном уже светло.
16
Вот и настал тот день, когда я остаюсь без мужа.
Я ворочаюсь в надежде на то, что, если не стану открывать глаза и полностью просыпаться, это может на самом деле и не произойти. Я не хочу, чтобы он уезжал. Я люблю его. Мне хочется, чтобы мы были всей семьей, вместе. Скоро нас будет пятеро. Мне становится дурно от выброса адреналина, стоит только подумать о том, что это произойдет, когда муж будет далеко.
«Это — одни из самых важных военно-морских учений, дорогая… Но они проходят в Средиземном море…»
Ему даже запретили сообщать мне кодовое название операции. Только то, что это в Средиземноморье. Где-то там. На два месяца. Меня пронзил острый укол зависти. Средиземное море представляется мне местом солнца, бикини, романтических ужинов и полуночных танцев. Для Джеймса это означает долгие недели взаперти на борту атомной подлодки с сотней членов экипажа, шестичасовую вахту, койку по соседству с ракетами и затхлый, пахнущий машинным маслом воздух.