Пока ты моя

— О, Джеймс, дорогой мой! — вскричала Марго и бросилась к нему через всю комнату. Его руки поглотили убитую горем женщину, и Джеймс с Марго вместе зарыдали, переживая то, чему следовало быть глубоко личным моментом горя.

Я чувствовала себя неловко и растерянно. По сути, я ничего не знала об этих людях и все же окунулась в их жизнь. Я повернулась к Ноа, который одиноко лежал на матрасике для пеленания. Мальчик еще был слишком маленьким, чтобы ненароком скатиться со стола, но я не могла видеть это крошечное существо столь беззащитным. Я бросилась к Ноа, все еще держа на руках Оскара, тактично повернувшись спиной к двери. Просто сделала то, что представлялось правильным.

Я слышала тихую невнятную речь, рыдания, которые откликались глубоко в сердце, и грохочущие ругательства, яростно метавшиеся в воздухе. Мужской плач жалобен, страшен, этот душераздирающий звук чуть ли не хуже криков младенца. Но маленькие дети обычно хотят есть, болеют или скучают, требуют чистых подгузников. У этого человека были совсем иные тяготы. Его поглотила скорбь, глубокая, как океан, и никто не мог ему сейчас помочь.

— Мне так жаль, мисс… — произнесла Марго и тут же затихла.

Я обернулась, увидев, как теща и зять крепко сжимают друг друга в объятиях. Я же держала младенцев, по одному на изгибе каждой руки. Нелегкое это было занятие. Руки так и тряслись под тяжестью.

— Мисс Браун, — подсказала я. Казалось, не было ни малейшего смысла просить Марго называть меня Клаудией. Я все равно никогда не встретилась бы с ними снова. Это был обычный визит, просто для галочки.

— Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетельницей этого. Джеймс только что узнал.

Я понимающе закивала, так что Марго не пришлось снова мучительно повторять, о чем же только что узнал Джеймс. Но у этого мужчины хватило сил подойти ко мне и протянуть руку. «Военно-морская выучка», — мелькнула в голове догадка.

Я снова кивнула. Не могла протянуть ему руку в ответ, ведь по-прежнему держала детей.

— Джеймс Морган, — представился он сдавленным от переживаний голосом. — Благодарю вас, что пришли.

Несколько секунд назад, когда они тихо перешептывались, Марго, должно быть, и сообщила ему, что я — социальный работник. Никто никогда не благодарил меня за визит. Люди, к которым я прихожу, обычно ненавидят меня, хотят, чтобы я ушла, бросают в меня вещи, обвиняют в том, что рушу их жизнь, краду их детей или пытаюсь отнять льготы и пособия. А если родители, которым я стараюсь помочь, не обольют меня своей злобой, отдел опеки или даже пресса обрушат яростную критику, когда что-то пойдет не по плану. В большинстве случаев нам удается менять жизнь детей, причем навсегда, но никто не слышит о них и о той благородной работе, которую мы делаем.

— Это всего лишь обычный визит, чистой воды формальность, — ответила я. — Мы работаем в тесном сотрудничестве с больницами.

Я надеялась, что объяснение того, как я оказалась здесь, не вызовет у Джеймса тягостных раздумий о последних днях жизни его жены. Последних днях, частью которых он не был.

Джеймс подошел ко мне ближе, и я аккуратно передала ему детей с рук на руки. Это было в некоторой степени знаменательно, не говоря уже о том, что именно в этот момент я в него и влюбилась. Глядя на Джеймса, державшего на руках детей, находясь в его доме, наблюдая за ним в один из самых ужасных дней его жизни и видя страдание в его бездонных глазах (о, и мальчики унаследовали эти глаза!), я просто не могла не влюбиться. Это было так же естественно, как дышать.

Спустя два дня я снова сидела на кухне Джеймса. Я оставила ему визитку на тот случай, если понадобится помощь. Во время этой встречи моя любовь к нему обрела осознанную крепость. Джеймс хотел обсудить со мной варианты действий, которые у него есть в отношении мальчиков.

— Варианты? — переспросила я.

При обычных обстоятельствах я бы подумала, что это весьма неуклюжая попытка пригласить меня на свидание. Сказать по правде, именно для этого я и оставила ему свою визитку, хотя не ожидала, что он объявится, — по крайней мере, не так скоро. С другой стороны, Джеймс был поглощен горем. Его жена недавно умерла. Он никуда меня не приглашал, он действительно хотел услышать мой профессиональный совет по поводу его сыновей. Я уже восхищалась стойкостью Джеймса, когда он мужественно воспринял известие о смерти Элизабет, теперь же с восхищением относилась к его ответственности, осознанию того, что он не сможет справиться со всеми трудностями в одиночку.

— Должен вам сказать, — произнес он, когда мы оба сосредоточенно глядели в свои чашки с кофе, — что Марго не хочет быть частью всего этого.

Джеймс обвел рукой окружающее пространство, имея в виду свой дом, мальчиков, свою семью.

— Она живет на острове Джерси. Вместе с остальными Шихэнами, — добавил Джеймс, как мне показалось, с горькой обидой. — Если честно, Марго с Элизабет никогда по-настоящему не ладили. — И он выдавил из себя жалкий смешок.

— Как же так? — Я не могла удержаться от того, чтобы не сунуть свой нос в отношения матери и дочери.