Пока вы оба будете жить

«Ты действительно был ангелом», — сказала Августа. «У тебя была возможность насладиться свадьбой или ты просто работал весь день?»

«Я чудесно провёл время», — сказал он. «Но мне всё ещё нужна другая фотография.»

«Это какая?» — с опаской спросил Клинг.

«У меня нет ни единого снимка нас с Августой. Берт, я был бы очень признателен, если бы ты сфотографировал меня и Августу.»

Клинг широко улыбнулся. «Я был бы рад», — сказал он.

«Я только что заправил новую плёнку», — сказал Пайк и вручил Клингу камеру и стробоскоп, а затем оглядел вестибюль и подвёл Августу к пальме в горшке прямо за вращающимися входными дверями, где непрерывным потоком двигался народ в и из отеля. Клинг поднёс камеру к глазам, сфокусировав с расстояния примерно трёх футов, а затем поднял стробоскоп, как если бы он был Статуей Свободы.

«Улыбнитесь», — сказал он и нажал кнопку спуска затвора. Щёлкнул затвор, вспыхнул стробоскоп. Пайк и Августа моргнули.

«Вот и всё», — сказал Клинг.

«Спасибо», — сказал Пайк.

Возвращая ему камеру и вспышку, Клинг заметил слёзы на глазах.

Пайка.

«Алекс», — сказал он, — «мы не можем отблагодарить тебя за то, что ты сделал сегодня.»

«Я был рад», — сказал Пайк. Он поцеловал Августу в щеку, сказал:

«Будь счастлива, дорогая», а затем повернулся к Клингу, взял его за руку и сказал: «Позаботься о ней, Берт.»

«Обязательно», — пообещал Клинг.

«Тогда спокойной ночи и всего наилучшего вам обоим», — сказал Пайк и быстро отвернулся.

В лифте коридорный спросил: «Вы молодожёны что ли?»

«Верно», сказал Клинг.

«Вы уже третьи молодожёны, которые у меня были сегодня. Это какой-то особенный день или что-то в этом роде?»

«Что вы имеете в виду?» — спросила Августа.

«Сегодня все женятся. Это религиозный праздник или что-то в этом роде? Что вообще за день сегодня? Девятое, не так ли?»

«Да.»

«Так какое девятое? Это что-то значит?»

«Это день нашей свадьбы», сказала Августа.

«Ну, я это знаю, но разве это что-то значит?»

«Это что-то значит», — сказала Августа.

«Да, я понимаю это», — сказал посыльный, — «но вы понимаете, о чём я, не так ли? Я пытаюсь выяснить, имеет ли этот день какое-то особое значение, когда у меня сегодня уже поженились три пары, вот что я пытаюсь выяснить.» Теперь они были на восьмом этаже и шли по коридору в комнату 824. Когда они дошли до комнаты, коридорный поставил их сумки, а затем отпер дверь и отступил в сторону, чтобы они могли войти.

В комнате они оба внезапно замолчали.

Посыльный вслух удивился, почему все двухместные номера всегда находятся в конце коридора, но ни один из них не сказал ни слова в ответ, а посыльный предположил, что, возможно, все отели пытаются препятствовать романтике, но они всё же опять ничего не сказали в ответ. Он поставил их сумки на багажные полки, показал им ванную и термостат, объяснил, что красный свет на телефоне будет указывать на то, что для них есть сообщение, и в целом суетился и был на виду, ожидая чаевых… И наконец он сделал нечто редкое для посыльного в этом городе: прикоснулся пальцами к фуражке в каком-то приветствии и молча вышел из комнаты. Клинг повесил на ручку табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», запер дверь, и они с Августой молча повесили пальто, а затем начали распаковывать сумки.

Они оба не были детьми. Их молчание не имело ничего общего с девственными опасениями или страхами перед физической несовместимостью, или фригидностью, или импотенцией, или чем-то, хотя бы слегка связанным с сексом, которым они наслаждались вместе и почти непрерывно уже довольно давно. Вместо этого их молчание было вызвано тем, что они оба считали довольно серьёзным обязательством. Они говорили об этом вскользь в вестибюле, но теперь задумались об этом серьёзно, и торжественно по отдельности решили, что говорили правду, когда говорили, что хотят, чтобы это длилось вечно. Они оба знали, что никто не принуждал их к браку: они могли бы жить вместе вечно. Фактически, каждый из них по отдельности мучился перед тем, как сделать решительный шаг, и каждый по отдельности пришёл к одному и тому же выводу почти в одно и то же время. Когда Клинг наконец спросил её, выйдет ли она за него замуж, Августа сразу согласилась. Он спросил её, потому что решил просто и бесповоротно, что хочет провести с ней остаток своей жизни. И она согласилась, потому что приняла такое же решение относительно него. Теперь они были женаты, пастор произнёс эти слова сегодня днём, чуть позже четырёх часов, он сказал: «Ибо, поскольку вы оба согласились быть в браке и признали это перед всеми присутствующими, я властью, данной мне церковью и законами этого штата, теперь объявляю вас мужем и женой. И да благословит Бог ваш союз.» Слово «союз» взволновало их обоих. Союз.

Именно так они хотели, чтобы их брак был настоящим союзом, и именно об этом каждый думал сейчас по отдельности.