Она довольно скромно протиснулась в дверь кабинета Митрофаныча и, не дожидаясь приглашения, плюхнулась на стоящий перед его столом стул с разорванной коричневато-жёлтой клетчатой обивкой, из-под которой во все стороны торчал грязный ватин, одновременно печально разглядывая пыльные листья кустов сирени за окном, тянувшихся по всему палисаднику. Да, собственно, в те времена стулья у всех были одинаковые, как и столы. Офисной мебели, появившейся гораздо позже, ни у кого не водилось, Даже у руководства. Ну, если только в Управлении мебель была посолиднее. Но в тех кабинетах ей бывать не приходилось. Наморщив лоб, что заключалось в сведении бровей к носу, Лариска приготовилась выслушать напутствие. Тем не менее, такого не последовало.
– Слушай, Проводникова, (Митрофаныч любил назвать всех по фамилии, видимо, считал, что так торжественнее, убедительнее и страшнее для собеседника), ты уголовное дело с собой не бери. Знаю, что тебе и так всё известно, с памятью у тебя всё в норме, а то руководство не одобряет этого, учитывая, кто с тобой поедет, так что не подведи. При этом Митрофаныч ухмыльнулся, что означало, что не так–то уж всё и плохо.
– На машине с мужем потерпевшей поедете, – как-то буднично произнёс он.
– Да я и не собиралась, ну в смысле про дело. Оно огромное, что мне его расшивать что ли? Помню я все подробности, – скромно ответила Лариска, что было ей не совсем свойственно. Про себя она отметила, что хоть один нормальный человек, имея в виду Илью – мужа Марины, будет её сопровождать. Опять же поговорить есть с кем. Да, возможно, с ним и следственные действия придётся проводить, кто знает?
– Ну и отлично, – только и сказал Митрофаныч.
Лариска сидела, как приклеенная, ожидая, что фамилию или хотя бы имя с отчеством того самого руководства ей всё–таки назовут, но результата не последовало. Она, собственно, никого из руководства оперативного состава в «Управе» не знала. Так кое–кого из следователей или начальников следственного отдела, к которым приходилось заходить на подпись перед походом в областную прокуратуру. Подумала, что ведь можно спросить, узнать что-то, но почему–то нарываться не стала. Митрофаныч дал понять, что разговор окончен и даже красноречиво посмотрел на дверь, показывая, что ей пора на выход. Сам он пребывал не в самом радужном настроении, в отличие от папы, а в связи с чем, кто знал? Может, выслушал что–нибудь не совсем приятное от начальника РОВД, а может и ещё что?
Понимая, что первая половина дня безнадёжно ускользает, как белый мелкий песок на летнем пляже сквозь пальцы, Лариска, как и обещала, поплелась к Василичу, чей кабинет располагался через один от кабинета начальника, чтобы хоть от него выслушать что–то вразумительное и главное, получить воистину ценные указания. В командировку такого масштаба, она ехала впервые.
Но папу было не сразить ни чем. Он внимательно выслушал, что, да как предстоит. К тому же, он больше, чем кто–либо знал об этом грабеже, ведь советовалась Лариска исключительно с ним, как потом стали говорить, «достала». После этого Быков, то есть тот самый заместитель Митрофаныча, спокойно произнёс: «Ну, дело ты знаешь – это главное. А так – не бойся, не разговаривай на допросе свысока, но и не показывай, что такое у тебя впервые. Помни, что начальник – это ты и никто другой (явный намёк на сопровождающего). Всё будет нормально. Допрашивать ты уже неплохо научилась. Топай, занимайся, а то ко мне люди должны прийти». Папа даже скривился в недоумённой гримасе, обозначавшей в его голове, видимо «А что, собственно, происходит? В связи с чем паника-то?»
Валентин Васильевич был асом в экономических делах. Поэтому его маленький узкий кабинетик, напоминающий скорее, чулан папы Карло, каким–то непонятным образом вмещал в себя распухшие папки с приходными и расходными кассовыми ордерами, да и вообще всякие бухгалтерские документы, которые лежали не только в сейфе, но и в коробках на полу, и просто на стульях, и на шкафу с бланками. Но сегодня все эти папки не пугали Лариску, как обычно. Точнее, они её и раньше не то что бы пугали, но заставляли задуматься о том, что вот именно такие дела она расследовать пока не умеет. Она непроизвольно заёрзала на стуле и в это время поняла, что всё–таки боится.
– Пап, там банда, а я–то кто? – пискляво протянула Лариска, – меня ведь могут и всерьёз не воспринять и что тогда? Ничего не расскажут, да? А мне придётся кому-то помогать. Позорно как-то.