Пока живешь, душа, люби!..

Разметало
Сиротские рати
По разломам
Военной земли.
Никогда
Не собраться нам,
Братья.
Лиховеи наш путь замели.
За надежды,
Что были до мая,
За убитых
И проклятых нас —
До конца пронесу,
Не снимая,
Окровавленных
Дней ордена.
Бей сильнее,
Неистовей,
Память!
Все равно
Я на зов твой приду
В ту страну,
Что лежит за холмами
В октябре
В сорок первом году.

«Подрывались. Пропадали…»

Подрывались.
Пропадали.
Стыли.
Многих ветер в поле отпевал.
Даже до жестокости простые
Жизни той не выразят слова.
Жил и я.
Страдал, как все живое.
И осталась
Память той беды —
Был заснят
С огромной головою,
А в руке —
Букетик лебеды.
Сверстники мои!
Мы входим в чащу
Тех снегов,
Что заметут виски.
Но по нашим
Судьбам преходящим
У живых
Не может быть тоски.
Мы пройдем —
И никуда не деться,
Как травой обочинной пыльца.
От того,
Что называют детством,
Сохраним
Бессмертные сердца.
Ранний свет,
Глубинный свет печали —
Молчаливый
Призрак наших лиц.
Мы еще свое не откричали.
Мы еще своих не дозвались.

«И мысль горит, и жизнь течет…»

И мысль горит, и жизнь течет,
И есть у памяти свой счет…
Страшась отцовского клейма,
Пойдут сыны без биографий.
От сына отречется мать,
Ибо отрекшийся потрафил:
Рассек связующую нить.
Ни общей доли нет, ни боли.
Кого отрекшимся винить
За четвертованную долю?
Так народится гриб-гибрид,
Зачатый страхом и пороком,
И Мост Истории сгорит,
Края обуглив двум дорогам.

«Цепь — свобода…»

Цепь — свобода.
Бред — авторитет.
Яд — надежда, хлеб грядущих лет.
И орет
Под плотным кумачом
Проповедник,
Бывший палачом.

«Я был не по своей вине…»

Я был
Не по своей вине
Живой мишенью
Мертвых пашен:
Четыре года — на войне.
Полвека —
Без вести пропавшим.

«Океан выгибает дугой!..»

Океан выгибает дугой!
Все летит
Во взбесившемся гуде.
Ураган!
Ему нет берегов,
А вошел —
Ураганом не будет.
Может быть.
Ты мне этим и мил,
Что другим никогда не бываешь:
Развернулся,
Пошел напрямик,
Разбивая И сам разбиваясь.
Вот и я
Так по свету кружил,
Как в просторы
Рванувшийся ветер!
Задыхаясь,
Входя в виражи,
Расшибался о дамбы столетья.
Но любил свою жизнь,
Что была!
Пронесла меня
Вольным и битым,
Добела закусив удила,
По надеждам,
Годам и обидам.

«Как жили мы…»

Как жили мы,
Военных лет шпана,
Колесная, подвальная, земная —
Пинки
Душа и кости пацана
Неизгладимо чувствуют и знают.
Пятнадцать лет —
Неволи окоем.
Но не ослеп
От суеты и рвенья.
Открылась тайна
В облике твоем,
Явилась жизнь —
Возможность откровенья.

ПАМЯТИ МОЕЙ ЛИЦО БЕСКРОВНОЕ

Шаг первый

Когда мы вместе задумали эту книгу, Михаил признался, что еще при подготовке «Предвестного света» выработал творческое направление, которому старался следовать. Оно состоит из трех частей: обретение голоса, исповедь, проповедь. У этой триады есть общее — историко-культурный камертон.