Пока живы — надо встречаться

Беглецы, едва заслышав треск мотоциклов, сразу же углубились в густую, с не облетевшей еще листвой чащобу, торопились как можно быстрее уйти от погони.

«ПУСТЬ ЯРОСТЬ БЛАГОРОДНАЯ…»

1

Светало, когда гарнизон был поднят по тревоге: «Из гросслазарета бежали через подкоп». Об этом происшествии сообщили гебитскомиссару. Из Шепетовки на грузовиках прибыла зондеркоманда. Лечебные корпуса оцепили автоматчики.

За колючей проволокой среди офицеров угрюмо расхаживал гауптман Ноэ. Недавно он стал исполнять обязанности коменданта вместо уехавшего в рейх майора Павлиски.

Немцы столпились около дыры в подкопе, пытаясь впустить туда овчарку, но, ощетинившись, она упиралась лапами.

Из стоявшей в стороне кучки полицаев вызвались двое слазить и узнать, откуда тянется этот хитрый ход. Немцы снабдили их фонарями с рефлекторами.

Через полтора часа, преодолев в штольне завал песка, полицаи пролезли в коллектор, обнаружили там и вскрыли замаскированный лаз.

— Подкоп из второго блока, — доложили они гауптману.

— Шайзе! — выкрикнул пронзительно, побелев от негодования, гауптман и потребовал к себе Лопухина.

— Шефартц Лопухинь! — выкрикнул блокфюрер.

— Лопухин, Лопухи-ин! — драли полицаи, бегая по этажам.

— Доктор Лопухин, доктор Роман! — Санитары делали вид, будто серьезно заняты поисками, но, к кому бы они ни обращались, те безучастно смотрели перед собой, либо пожимали плечами.

Услышав, что доктора Лопухина нигде нет, гауптман приказал выгнать из блока всех, кто способен передвигаться. Гортанные, истеричные крики отражали его внутреннее состояние. Теперь о чрезвычайном происшествии будет известно в управлении лагерей, дойдет до имперской канцелярии. За преступное попустительство полагалось одно наказание — смерть.

Перед блоком то тут, то там раздавались выкрики:

— Быстро! Быстро шевелитесь! — Полицаи, суетясь, выталкивали на улицу даже раненых на костылях и больных строиться в шеренги. На койках и нарах остались лежать лишь те, кто не мог держаться на ногах.

Вскоре на площадке перед блоком стояли люди. Врачи и обслуживающий персонал построились отдельно. Около трех часов пересчитывали пленных, вызывали их пофамильно.

— Лопухин Роман! — кричал рыжий статистик, хотя видел, что его нет на правом фланге, где обычно полагалось ему стоять.

— Кузенко Павел! И этого не было.

Не отозвался Политаев Афанасий. Не оказалось среди обслуживающего персонала Стасюка Игната Ивановича (по блоку — Комарова), Чистякова Алексея, Федорова Григория, Вострикова Антона, Бухляева Григория, Иванова Семена.

Не было видно рослой, грузноватой фигуры Харитона Малиева и его двоюродного брата Николая. Из больных не откликнулся Карпов (в эту ночь он выходил на свободу как Хомич).

После переклички и проверки блокфюрер доложил:

— Во втором блоке не хватает десяти санитаров, двух врачей, блокового эконома, дезинфектора и троих больных.

Гауптман неистовствовал перед строем.

— Бежали! — кричал он, выбрасывая руку в сторону леса. — Перестреляю всех, проклятые свиньи! — Он еще не знал, что на свободу через туннель вышли и те, кто в списках второго блока не значился.

Для дальнейшего розыска была извещена полицейская жандармерия, патрули перекрыли все дороги в окрестностях Славуты и хватали каждого, кто попадался на пути к селам. Из рабочего лагеря пригнали больше сотни военнопленных раскапывать подземный ход. Перед длинной шеренгой врачей, санитаров и других лиц из обслуживающего персонала ходили эсэсовцы, не зная, на ком сорвать зло.

…В шеренге больных находился Бринь. Маленький, ничем не примечательный, разве только кривой линией рта с плоскими и очень тонкими губами, по которым пробегает улыбочка, похожая на гримасу, да костлявым, как бы убегающим подбородком. Бринь понемногу пришел в себя и, стараясь не думать ни о трусости, ни о ночных переживаниях, прислушался, о чем бают люди. Говорили: какой-то «осетин», выходя из подкопа, неосторожно произвел шум, чем обнаружил себя и товарищей.

Это сообщение вполне его устраивало. В данную минуту Бриня больше всего заботило, где сейчас медик с Кубани. Как ни вытягивал он шею, как ни бросал беспокойные взгляды то в одну сторону, то в другую, но ни среди обслуги, ни среди раненых и больных он не замечал его высокой, сухощавой фигуры, смуглого лица с черными бровями и совершенно белыми космами волос.