Пока живы — надо встречаться

И немцы, неукоснительно выполняя приказ, стали готовить их к отправке в Германию. Заключенных постригли и сбрили им бороды. Тщательно осмотрели их, заглядывая в уши, рот и даже под язык. Проверяя одежду, прощупали каждый шов, чтобы убедиться, не зашито ли что. После тщательного осмотра и проверки им разрешили одеться.

Занималось позднее зимнее утро. Ветер протяжно и жалобно завывал в голых, покрытых ледяной коркой деревьях вокруг панцирь-казармы, когда их вывели во двор. По небу ползли рваные облака, вселяя в каждого смутную тревогу — ожидания неизвестного.

За кухней их пригнали к вороху ржавых консервных банок, приказали взять по одной и повели получать баланду. Затем под конвоем автоматчиков с собаками отправили к железнодорожной ветке, где стоял небольшой металлический вагон с надписью во всю стену: «Schwierige Jungen»[8].

Сусанов, поглядывая на непривычно молодое безбородое лицо Вани Беды, заметил:

— На каторгу… Когда-то я рассказывал школьникам, как римляне гнали на каторгу рабов…

Погрузка закончилась. Дверь вагона с трудом закрыли, настолько их было много. Сразу стало тесно и душно.

По железнодорожной ветке вагон подогнали на станцию Славута и поставили на запасной путь. Откуда-то доносился пронзительный свисток маневрового паровозика, глуховатые удары буферов, невнятные мужские голоса. Похоже, шло формирование эшелона.

В узкую щель над просевшей дверью им была видна небольшая станция, она казалась черной и унылой, как опустевшее грачиное гнездо, каких было много на деревьях. Потом повалил густой снег. Он плотным слоем укрывал выстуженную морозом землю, ложился на крыши хат и пристанционные постройки.

После того как вагон прицепили к эшелону, осмотрщик, постучав молоточком по колесам и хлопнув крышкой букс, негромким голосом передал им:

— С вашими все в порядке. Они на месте.

Узники напряженно вслушивались, не скажет ли он еще что-то важное, но сквозь глухую стену вагона послышались шаги возвращающегося конвойного.

Василий Щеглов дрожащим от холода и волнения голосом сообщил всем:

— Товарищи, наши с партизанами.

Эшелон медленно, словно на ощупь, тронулся на запад. В пяти хвостовых пассажирских вагонах возвращались с фронта раненые немцы. В середине состава находилось несколько товарных вагонов с награбленным имуществом. А в головном везли их, заключенных из славутского гросслазарета.

Тяжело было сознавать свое безвыходное положение, но в невероятно трудных условиях подполья они научились бороться и сопротивляться.

Прощаясь с Родиной, Николай Сусанов все смотрел и смотрел сквозь вагонную щель на комковатую землю под снежной порошей, пепельную дымку рощ и клятвенно произнес:

— Последний и решительный бой еще впереди.

СУДЬБЫ

1

Едва послышался шум моторов и треск мотоциклов, все кинулись в лес. Лузгин, пригибаясь, бежал изо всех сил. В темном лесу он наскакивал на кусты, стволы деревьев, спотыкался, падал и снова поднимался, продираясь сквозь заросли ивняка. Он быстро сообразил, что в создавшейся ситуации скрыться от преследования легче одному, чем скопом. Он слышал надсадный хрип бегущего рядом с ним человека и, лавируя между деревьями, надеялся, что тот отстанет. Но неведомый попутчик также падал, вставал, продолжал упорно бежать, не отставая.

В предрассветном сумраке Лузгин не видел своего попутчика, не слышал его торопливых шагов, и только надсадное хрипение надоумило, что так, с надсадным хрипом, дышал он сам, и тут ему стало жалко, что в такой глухомани он оказался один. Пробирался он по лесу осторожно, прислушиваясь и поглядывая по сторонам, и на рассвете набрел на глухую, заросшую сухой травой стежку. По ней выбрался на проселок, который привел его к спаленному селу. Из-за печной трубы выглядывала старуха с седыми, взлохмаченными волосами.

Лузгин спросил ее о партизанах. Но старая женщина только молча перекрестила его и бессвязно что-то пробормотала в ответ. И он двинулся дальше.

Вскоре впереди по дороге, за заросшим оврагом, показался хутор, а влево от него — хата. Хозяин, прислонившись к дверному косяку, поманил его пальцем:

— Виткель идешь?

— Из Славуты.

— Добре. Заходи в хату, а я пиду до хлопцив, скажу, шоб забрали вас до себе…

В хате хозяин велел жинке приготовить покушать, а сам, угостив самосадом, вышел. Едва Лузгин жадно затянулся дымком, как накрывавшая на стол хозяйка, выглянув в окно, крикнула ему:

— Тикай! Тебя неймаки убьют. Он побежал до полицаев.

Она сунула ему кусок хлеба, и Лузгин бросился к оврагу, пересек его, выбрался на поверхность в трехстах метрах от хутора. Прячась в мелком кустарнике, уходил все дальше и дальше. Так прошел километров пять. Хотел выбраться на дорогу, но показалась большая грузовая машина с солдатами и пулеметом на кабине, и он передумал. Весь день пробирался то кустарником, то лесом. Солнце клонилось к закату, когда впереди он увидел небольшое село. Во дворе одной из хат увидел он старика с длинной бородой и с ним юношу. Лузгин спросил их:

— Кто тут господар?

— А на що вам? — поинтересовался старик.

— Переночевать.

— Переночевати можно, но треба замельдуваться в сельски управи.