Эти важные узлы коммуникаций и опорные пункты были удалены от позиций наших войск и находились в глубоком тылу врага, имеющего мощный пояс долговременных оборонительных сооружений.
— Нам предстоит освободить эти города, — сказал Петров.
— Трудная задача, товарищ генерал.
— Да, нелегкая, — согласился Петров. Генеральский карандаш, скользнув по крупномасштабной карте Карпат, указал направление. — Видите, полковник, сколько в этих горах перевалов, рек, ущелий? Слабо развитая сеть дорог и горных проходов. А тут еще дожди…
Петров хорошо знал Хомича, проверенного в боях под Севастополем, и, веря в то, что он сумеет выполнить поставленную задачу, не скрывал трудностей.
Они, безусловно, были. Войсковые части утомлены предшествующими боями при освобождении Западной Украины. На подготовку к наступательной операции отводились считанные дни. Предстояло прорвать оборонительную линию Арпада, пролегавшую по Главному Карпатскому хребту.
— Наступать фронтом, — продолжал командующий. — Надо иметь подвижные группы, которые будут действовать смело, решительно, настойчиво. Где нельзя пройти напрямик — обходный маневр. Одну подвижную группу возглавите вы, полковник Хомич. Запишите! Мотоотряд восемнадцать «А», пятая гвардейская танковая бригада, восемьсот семьдесят пятый самоходный артиллерийский полк, истребительно-противотанковый и зенитно-артиллерийский полки и армейский запасной полк.
Хомич записал и, всматриваясь в рельеф горной местности, раздумывал: особенно трудно будет протащить через горы танки и тяжелую артиллерию. Но на это противник и рассчитывает…
— Товарищ генерал, — сказал Хомич, — я сделаю все, чтобы выполнить ваш приказ.
По двенадцать часов в сутки все подразделения отрабатывали различные виды боев в горных условиях. Хомич совместно с командиром танковой бригады и командирами артполков разрабатывал операцию наступления. Разведка, в которую вошли саперы, водители танков и самоходных орудий, продвигаясь в тумане, намечала вешками путь по склонам гор. Хомич с командирами подразделений, поднявшись на хребет, указывали, где взорвать, что засыпать, наносили на карту маршрут передвижения. Так они готовили обходной маневр.
Наступление началось ночью под проливным дождем. Водители танков, преодолевая неимоверные трудности, штурмовали Главный хребет. На Ужокском перевале, несмотря на упорное сопротивление противника, передовой отряд прорвал оборону врага, и вся подвижная армейская моторизованная группа, перевалив через хребет, вышла на оперативный простор, создавая угрозу окружения вражеской группировки. Противник с боями стал отступать.
18 октября Москва от имени Родины салютовала доблестным войскам 4-го Украинского фронта, преодолевшим Карпаты.
26 октября подвижная армейская группа под командованием полковника Хомича с боями первая ворвалась в Мукачево и овладела этим важным узлом коммуникаций и опорным пунктом.
27 октября был освобожден город Ужгород. И опять приказ Верховного Главнокомандующего:
«В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях… представить к присвоению наименования «Ужгородских» и к награждению орденами».
Впереди еще были не менее ожесточенные бои. И в приказах Верховного Главнокомандующего не раз упоминались части 317-й стрелковой дивизии под командованием полковника Хомича.
Закончив войну командиром дивизии, Иван Федорович Хомич вернулся на преподавательскую работу в Военную академию имени М. В. Фрунзе.
Мать Романа Зинаида Даниловна Лопухина, постаревшая, с седой прядью в волосах, возвращалась домой в сумерках.
В глубине двора — кособокий маленький глинобитный домик с облупленными, давно не видевшими побелки стенами, с иссохшими ставнями, обветшалым крылечком, от которого по жердочке к старому дереву пролегла корявая виноградная лоза.
Подойдя к дощатой калитке палисадника, она трепетным взглядом отметила: в почтовом ящике что-то забелело. «Ну кто в такое тяжелое время будет писать?» — подумала мать.
И задрожала рука, едва приблизила к глазам солдатский треугольник с ее адресом, написанным сыновней рукой.
«Рома жив! Рома жив!» Кровь застучала в висках.
Войдя в дом, с нетерпением засветила керосиновую лампу и, прочитав его короткое письмо, расплакалась от внезапной сердечной радости…
Три года не было известий от сына, и теперь, при свете лампы-семилинейки, заплаканными глазами глядя на неровный, с наклоном вправо, убористый почерк, целовала серый шершавый листок, прижимала его к лицу, чтобы ощутить сыновний дух.
Для матери сын оставался все таким же чутким, вежливым в обращении с людьми, несловоохотливым, очень добрым, усидчивым в работе и настойчивым. Копия отца. Да и внешность отца. Во всяком случае, таким он оставался в ее памяти. Но как ни пыталась, не могла представить, каким же теперь стал ее сын. В душе она была спокойна за него — с вполне мирной профессией врача…