Показания поэтов

Нервно, похожий на муки курильщика,
одну за другой
выбивал из «татарии» фразы
невнятного степа,
не видя заведомых слов, строки писем
западали, толкаясь, под
стрёкот машины
шип струек кафейного пара, солнце
ставни, стук комнаты дали ему ответ
что это музыка.
       Пристань в окне ощущает
себя не на месте, одетый
вроде в новое, но старомодный
ещё молодой
человек, которого выдают
сухие старые пальцы, блеск
нездоровых глаз
       ничего не видит
в запахе тусклой тиши
метеостанции,
где живёт, как поэт, не считая
день ото дня.
       Набегают волны,
ночью штормит радио в разговорах,
шифрах, тревожащих
грозовые сполохи
тенях
кораблей на кладбище,
вспышки слуха, немые
от лампы
строки танцуют
скелеты,
       от писем издалека
только шорох, скрытый в пасти
косы, срезавшей горизонты
пейзажа, видимого во мгле
на языке мест, означающем
рёв моторов и боевые разряды,
чумные форты, горящие транспорты, острова
костей павших,
белеющие
в глубине моря блики
пустых клеток
мёртвого маяка.
Обняв слепой, свежий шелест,
с его вышки видны костры
дыма, и развалины, и сады
заросли
в редких искрах кварталов,
меркнущих утром в жизни
окраины, где всё прошлое неподдельно
пустое, дни бедно складываются
из обмена, правки
вещей застарелых и негодящих.
Здесь нет описываемого в книге.
Всё было выстроено на словах
и непроизносимо
дома разбросаны в беспорядке;
затаившись тошно, ждёт без вести,
везде темно бродит
   глухой
   от смуты, что уже не видать
   в тебе,
       но вещи лежат иначе
       и прежние. Жить
       на краю посреди
       пустоши значит
жить в самом сердце
напрасно. Ни умереть, ни сказать, мимо
над станцией в мокрых садах
небо кипит, проносится,
тает

мечта

была видом ошибки,
места, где
пути, встречи,
       картины, ступени
все
сочтены,
       уводят его дальше
края, где он не был
и обошёл всё
во мраке лунатика,

людный полузнакомый город

крепость без гарнизона,
управы, и без
имени, в чаще холмов
необозримой пустоши,
ожившей от стрёкота в облаках

страны, лежавшей здесь, нет.

<1994

>

Письмо из Черногории

Мой друг Илья Мартинович, у которого зубоврачебный кабинет в соседнем переулке, рассказывал, как вчерашний больной, поздравив его со скорым Рождеством, переспросил, когда же его празднуют евреи. Достаточно странно, что никто из сидевших за столом не смог этого вспомнить хотя бы приблизительно: что говорить, вся наша жизнь – это незамеченные события и скользящие даты.

Да, за эти годы жизнь как бы помутилась, происходящее заволакивают обрывки наших воспоминаний и сновидений, слитые в воистину беспробудное пьянство. К тому же последние две недели с моря идёт тёплая мгла, оседающая в горах вместо стаявшего снега, и в это пасмурное время незаметно смеркающиеся сумерки устанавливаются затемно. Однако почему бы нашим наверняка существующим властям или какой-нибудь церкви не закрепить дни очередных пришествия или рождения мессии за определёнными числами календаря? Вряд ли это потребует пересмотра текущего летоисчисления, этого последнего фактора внутренней стабильности края: в конце концов, то, чем мы считаем окружающее, исходит из практической необходимости. Те, кому хочется авторитета, должны обеспечить людям хотя бы нечастые, но систематические дни отдыха и народные праздники.