И снова кажется, что я не уходил отсюда.В памятиКак некогда спускался ДорианВ блудилище, где сизый дым прикрыл лохмотьяИ постаревшие мечтою лица – пробираюсьПо узкой лестнице воображенья – вниз,Стараясь,Не обронить чадящую керосинку.А в этой комнате всё так жеБессонницею синее окноОтворено, раскрыта книга и глядит портрет,Той жизнью, что я прожил, улыбаясь.Звучит Скарлатти, за окном сирень,Чугунная решётка и фонарь.Стихи: сады и парки, старый ПавловскИ сомовские бледностью чертыУловлены…А мне казалось, что тебя здесь нет.Как будто ты ушла, и я одинВ бессоннице накуреннойГляжу на исхудавшее лицо, закрыв глаза,И боль сливается с любовьюИ кажетсяЧто изобретены страданьяВ непрожитом романе.
И не странно ли как это ты сидишьв доме чужих дедов и прадедовгде в комнате сыро и дождь за окномльёткак из ведраЗдесь теплопотому что здесь дерево знало теплолюбящих рукни единым гвоздём не поранили деревои усталым дыханием в печке раздули огоньи горячим мерцанием в красном углу загорелась лампадкастал не страшен ни сумрак ни дождь за окноми пришли прусакиКошкакошка – часыглаза выжидающеждут – ждут ждут – ждутвот сейчас замурлычетв неподвижности соннойкак тыждиТак давай подождём. Для этого вечер и ночьнам отмерены щедростью времени. То пролистаешьстарые святки, то новомодным романомнепоправимые мысли развеешь… Одно лишьнам не поправить («ждём – ждут, ждём – ждут»)…Однако и это до ýтра. Как я не мог угадатькак мучителен ночью декабрьский месяц! Боже,когда паутиной он стелется в ставни,в эту тёплую комнату, где ты лежишь беззащитнои так мирно; будит толкает, глядеть заставляет в окно —страшно тебе, наверное… Бедная, бедная…Что же, мне холодно там, среди снегов и буранов,холодно лишь оттогочто тебянет.Всё так тихо и мирно в деревненикого не осталосьты однанадолго ли ты приедешьи уедешь ведает Богтолько звери будут ходить по заросшей дорогено пока ты сидишь здесь и смотришь в окнотак тепло и спокойно тебя вспоминатьсловно сел у окна сердцем оттаялсо страниц пожелтевшихСоломон удивляется мудрости жизнивлюблённый